С той минуты, когда Карлу Валуа удалось нанести первый удар правителю королевства, он, что называется, закусил удила и, послушный голосу ярости, открывал в Мариньи все новые и новые пороки.
В его глазах ответственность за все и всяческие ошибки и преступления лежала только на Мариньи. Произошла в Париже кража? Повинен в ней Мариньи: зачем распустил сыск, и неизвестно еще, не поделился ли с ним злоумышленник своей добычей. Вынес парламент решение не в пользу какого-нибудь знатного вельможи? И в этом повинен Мариньи, подсказавший такое решение. Узнал муж о легкомысленном поведении своей супруги? Опять-таки вина Мариньи, потому что во время его правления произошло неслыханное падение нравов. Еще неизвестно, не Мариньи ли подстрекал королевских невесток к нарушению супружеской верности, и вряд ли не по его вине отдал богу душу Филипп Красивый.
– А ваш сиенец согласится? – вдруг спросил Валуа.
– Ну да, конечно. Попросит, правда, залог, но непременно согласится, вот увидите.
Робер Артуа как завороженный слушал разглагольствования Карла и счастливо улыбался. Карл Валуа был в его представлении подлинно «великим человеком», единственным существом на свете, в чьей шкуре Робер был бы не прочь очутиться сам. Этот великан, обративший на одного себя всю отпущенную ему природой силу любви, был все же способен испытывать по отношению к Валуа даже нечто вроде преданности.
И впрямь, его высочество Валуа мог вполне очаровать человека одного с ним пошиба, и наблюдать его жизнь было весьма любопытно. Удивительное существо был этот вельможа, ибо в нем сочетались самые, казалось бы, противоположные качества: нетерпение и упорство, пылкость и хитрость, физическое мужество и полная неспособность противостоять лести и, сверх того, непомерное честолюбие, которое не могли утолить ни почести, ни привилегии!
Другой чувствовал бы себя на верху блаженства, будучи графом Валуа, пэром Франции, графом Алансонским, Шартрским, Першским, Анжуйским и Мэнским, а следовательно, первым бароном государства Французского. Но только не Карл: его терзало желание стать королем. В тринадцатилетнем возрасте он получил корону Арагона и мог претендовать на арагонский престол в качестве прямого потомка Иакова Завоевателя, но не сумел ее сохранить. В двадцать семь лет, командуя по назначению брата Филиппа Красивого французскими войсками, он опустошил Гиень. В возрасте тридцати одного года, когда тесть Карла, король Неаполитанский, призвал его, дабы усмирить Тоскану, где вели междуусобные войны гвельфы и гибеллины, Валуа сумел добиться от папы индульгенции на крестовые походы, а для себя лично – титула главного викария христианского мира и графа Романьского. Одновременно он получил от флорентийцев, обобранных им до нитки, двести тысяч флоринов за то, что оказал им снисхождение – удалился с их земель и прекратил грабежи.
