Петр вздохнул не без облегчения. Катя порывисто встала, пересела на широкий подлокотник его кресла и крайне осторожно попыталась его потрогать.
— Глупости, — сказал он, замирая от прикосновения теплых ладоней. — Ничего не сломано, ничего не разбито. В памяти только провалы там и сям, но это пройдет, образуется…
— Врач мне подробно объяснял… Господи, ну зачем тебя туда понесло… — Она отстранилась, оглядела его, прижалась к плечу, прильнула, засыпав его лицо распущенными волосами. — Неделю к тебе не пускали, я думала, они врут, что все нормально, всякое передумала…
Было в ее движениях и словах что-то странное — словно бы и пыталась дать волю чувствам, и боялась. Положительно, некая скованность присутствовала, Петр ее отчетливо чуял.
Он замер в Катиных объятиях, ощущая и радость и стыд: все это предназначалось другому. И бессвязное обрадованное лепетание, и сомкнувшиеся на шее руки. И быстрые поцелуи, и неуловимо-нежный аромат незнакомых духов. От этого стало особенно горько. Все было не его.
Но сейчас-то он был Пашка… Приходилось поглаживать ее по плечам и уверенно говорить что-то в ответ, успокаивать, пьянея от женщины своей мечты… Бог ты мой, как получилось, где он ее встретил? Почему ее встретил он? Пашка, которому все удавалось?
— Нет, правда, все в порядке?
— Хочешь, цыганочку спляшу? — усмехнулся он, сдув со щеки прядь русых волос, щекотавших ноздри. — С выходом?
— Не надо, вдруг тебе еще нельзя… — всерьез испугалась она.
— Все мне можно, — сказал Петр.
Она внезапно напряглась, отстранилась и заглянула в лицо:
— Что, хочешь…
— Что? — не понял Петр.
Она оглянулась через плечо на широкую смятую постель, глядя с немым вопросом, неуверенно пошевелила плечами, снимая легкий незастегнутый пиджак.
— Не надо, — заторопился Петр, до которого только сейчас дошло, и в виски бросилась жаркая волна. — Я не в том смысле…
И со стыдом понял: еще пара секунд — и не стал бы ее останавливать. Даже просто смотреть на нее нельзя было спокойно. Прямо-таки взвыл мысленно — как жить с ней в одной квартире, день и ночь? Пашка говорил, и всерьез… но разве так можно? Дело даже не в том, что это Пашкина жена. Главное, на нем сейчас личин а… Чужая шкура. Роскошная, но сути дела это ничуть не меняет…
— Ко мне приходили из милиции, — сказала Катя. — Этакая рыжая майорша. Сегодня утром.
— Шевчук?
— Да, кажется… Паша, что-то случилось? Что-то не в порядке с… аварией?
— Вроде бы нет, — сказал он насколько мог безмятежнее. — О чем она, собственно, спрашивала?
