— А теперь я расскажу тебе, что происходит, — заговорил Дракон. — У тебя и твоей партнерши вшиты имплантаты. Предполагалось, что вы избавитесь от них, но вы решили рискнуть — вы ведь не планировали совершать переход Буонаротти и поэтому не захотели лишиться своих «жучков». Вы думали, что никто не станет это проверять, и оказались правы. К тому времени, когда астронавты попадают сюда, мозг у них уже слишком поврежден для того, чтобы в нем мог прижиться имплантат. Когда Эдди в тот день провел вас сквозь стену, вы рискнули еще раз и просканировали его частоту. У тебя в голове код, который поможет нам попасть в камеру и приведет в действие доильного робота. Теперь расскажи мне, как это работает.
Сара Коменски стояла за плечом Дракона и улыбалась.
— Хорошо, хорошо, — задыхаясь, сказал Орландо. — Правительство не могло доверить ИИ управление тем, что происходит в Центре. Оно бы не осмелилось и на дистанционное управление, потому что команды могли быть перехвачены террористами или государствами-изгоями. Эдди — ключ ко всему. Он делает вид, что он здесь только для красоты, но на самом деле он — ходячий ключ.
— И вы заполучили его, просканировав двоичный код Эдди.
— К-как ты?..
— Скажем так, существует куча способов взлома компьютерной системы, а вы оба слишком болтливы. И мне кажется, что твоя партнерша сейчас с Эдди и ты ждешь от нее сигнала, чтобы начать действовать.
— Нет! Я тебе ничего не скажу!
— Они, должно быть, как-то отвлекают внимание, Дракон, — сказала Сара. — Мы не знаем, что они делают с Эдди, но определенно что-то делают. Мы тут не совсем разобрались.
— Лучше бы вам удался этот трюк, — сказал Дракон. — Лучше для тебя, задница!
Орландо счел, что протянул достаточно долго, чтобы не вызвать подозрений.
— Хорошо, ладно, я дам тебе код. Я могу загрузить его тебе, только покажи свое устройство ввода.
Дракон ухмыльнулся:
— Не-е-т, задница, это не прокатит. Когда я увольнялся, военные забрали мой чип. Ты сам проведешь меня туда.
Грейс и Орландо знали, как повлияла на Эдди ужасная ответственность, которую на него взвалили. Может быть, это было абсурдно с человеческой точки зрения, но в области извращенных удовольствий чужаки были экспертами, и они сумели его понять. Эдди не мог спокойно выносить то, что происходило с существом в камере, он не мог выносить роли, которую ему приходилось играть, — роли кодового пускового механизма для этого бесчеловечного эксперимента. Поэтому его реакция оказалась непредсказуемой. Все огромное чувство вины и бессильное сострадание трансформировались у него в сексуальную энергию. Когда чужака доили, бедный мягкосердечный Эдди получал сексуальное удовлетворение.
