– Если вы сумеете раскрыть убийство Глушкова до понедельника, я первый скажу, что вы гений, – пробормотал Потапов.
– Почему вы так уверены, что его убили? Может быть, это самоубийство?
– А где пистолет? Я обязан верить только фактам. И пока мне не покажут пистолет, из которого он застрелился, я не поверю. Кроме того, самоубийцы обычно стреляют себе в голову или в рот, но никак не в сердце. Можно промахнуться.
– Вы еще посмотрите его завещание, – возразил Дронго. – Есть ученые, которые завещали свои головы, включая собственные мозги, научным учреждениям. Так поступил, например, великий Эйнштейн. Может, Глушков завещал свой мозг какому-нибудь институту и поэтому решил выстрелить в сердце, чтобы не повредить голову.
– Вы серьезно говорите или опять шутите?
– Конечно, шучу. Мнение о погибшем у меня уже начинает складываться. И я не уверен, что такой сильный человек мог застрелиться, не оставив записки.
Потапов согласно кивнул и надолго замолчал. Автомобиль мчался по направлению к институту. В субботнее утро машин было меньше обычного, и уже минут через двадцать они прибыли на место. Генерал вышел из машины и недовольно огляделся, словно рассчитывая увидеть сотрудников ФСБ, выстроившихся вокруг института. Но перед зданием никого не было. С десяток автомобилей стояло на площадке, да одиноко сидел дежурный, читавший газету. Увидев прибывших, он поднял голову и, ни слова не сказав, снова углубился в чтение.
В здание института Потапов и Дронго вошли вместе. У входа сидел охранник.
– Вы к кому? – поинтересовался он.
– К Савицкому или к Туманяну, – пояснил Потапов. – Мы из службы охраны. Вот мое удостоверение.
Охранник внимательно изучил документы и кивнул:
– Можете пройти. У нас сегодня бюро пропусков не работает. Вы, наверное, из-за смерти Федора Григорьевича приехали? Вчера из прокуратуры много народу приезжало. И из КГБ тоже.
– КГБ уже давно нет, – жестко заметил Потапов.
– Какая разница? – резонно возразил охранник. – Ну пусть будет ФСБ. Как название ни меняй, все равно люди будут называть их КГБ. И гаишников напрасно поменяли. Все равно они для нас гаишниками останутся. А Савицкого и Туманяна найдете на четвертом этаже. Там же, где был кабинет Федора Григорьевича.
Дронго, сдерживая улыбку, последовал за Потаповым.
– В этих научных учреждениях даже охранники и уборщицы становятся философами, – заметил Леонид Александрович.
Они поднялись на четвертый этаж. В коридоре несколько мужчин курили и тихо переговаривались друг с другом. Очевидно, все были потрясены известием о смерти руководителя института.
