Легенда Лукоморья. | страница 77



Я с решимостью замотала головой и выпучила глаза: челюсть у меня во рту перевернулась и встала поперек горла, перекрыв дыхание.

— Что? — перепугался кот, глядя на мои вытаращенные глаза.

«Умру во цвете лет позорной смертью, задохнувшись бутафорской челюстью,— заметались в голове мысли. И так мне стало себя жалко, что я судорожно сглотнула подступившие к горлу рыдания и тем самым вытолкнула челюсть. Описав дугу, та плюхнулась на середину горницы, по инерции пролетела через весь пол и исчезла под лавкой. Откашлявшись, я в раздумьях покосилась на лавку.

— Забудь,— затараторил кот.— Вишь, с ними одни неприятности. Вот пасты волчья, проверенная...

После взгляда на пасты размером с колесо я уже не колебалась и встала с места, полная решимости.

Варфоломей обежал меня спереди и перегородил лавку.

— дай достану,— шикнула я.

— А может, все-таки...— не унимался кот, с мольбой глядя на меня.

— Не может,— отрубила я.— Не мешай.

Кот не сдвинулся с места, только воровато отвел глаза и тихонько мяукнул.

— Тамммышшш...

— Что? — не поняла я.

— Таммышшш! — надрывно провыл кот.

— Да что ты воешь,— рассердилась я.— Нашел время! Того и гляди, Илья нагрянет и в дверь начнет молотить.

— Тамммышшш! — в отчаянии протрубил Варфоломей.

— Да ну тебя! — разозлилась я и опустилась на колени с твердой решимостью достать челюсть из-под лавки.

— Немнадоу! Тамммышшш! — Кот взъерошил шерсть и не тронулся с места.

— А ну брысь! — шикнула я, сдвинула кота в сторону, запустила руку под лавку и почти сразу же нащупала что-то мягкое.

— Тамммышшш.. .— отчаянно проскулил Варфоломей.

Надо же, а у мягкого есть ниточка...

— Похоже, я нашла веретено! — пришла к логическому выводу я и с упреком заметила: — Не больно-то хозяйственная твоя Василиса, раз у нее веретено под лавкой пылится.

— Этамммышшш… — в панике прошелестел кот в тот момент, когда я выудила веретено за веревочку на свет и высоко подняла руку, чтобы поближе рассмотреть предмет прядения, о котором я столько слышала из сказок, но никогда не видела.

Очередное «тамммышшш» Варфоломея оборвал мой дикий вопль.

— Мы-ы-ы-ы-щщь! Дохлая! — Я отдернула руку, и мышь печальным трупиком шмякнулась о пол.

— А я-м предум-преждал,— выпалил кот, спасаясь от моих преследований под печью.

Это было последнее, что я видела, прежде чем шлепнуться в обморок.


Пробуждение было тягостным. Я чувствовала, как по Моему лицу елозит мышь. То начинает бешено скакать, касаясь мокрыми лапами подбородка, потом лба, потом мочки уха, то скатывается по шее, чуть не падая в ворот сарафана, то вновь запрыгивает на лицо, шмякается на губы и отчаянно барахтается, пытаясь забраться мне в рот. Мерзкая, мокрая, отдающая хмелем мышь. Похоже, что она искупалась в бочке с медовухой! Откуда-то издали доносился встревоженный голос кота. Кот отчаянно пытался согнать мышь, шипя на нее: