Легенда Лукоморья. | страница 114
— Гляди-ка, Это, никак, наше село!
— А вон Егоров дом!
— А вон наша изба!
— Маманя, Гляди, наша Буренка!
— Бабоньки, красота-то какая!
— И почему люди не летают, как птицы?
Изображение переместилось в сторону, побежали на экране поля, луга и деревни.
— Вот Неелово, — зашептались зрители, узнавая знакомые места.— А вон Костогрызово.
— А вон, кажись, Хвалево, у меня батя оттуда родом.
— Глядите, Удальцово! У нас там сват живет.
— Брешешь! Оно в другой стороне. Это ж Лиходеево!
— А вон Муходоево!
Изображение моргнуло, и местность изменилась. Лес рассекала широкая дорога, по которой двигались люди, а в стороне возвышался большой деревянный город, обнесенный высокой стеной.
— Златоград! — восхищенно выдохнули селяне.— Красота-то какая!
На блюдце сверкнули позолоченные башенки теремов, и я взволнованно подалась вперед. Что же там случилось в царском тереме, о чем не успела рассказать Агаша? И с чем придется столкнуться иду, когда завтра он прибудет в город?
Вдруг по земле забегали люди, на крепостную стену высыпали лучники, устремив в небо пики стрел. Изображение сделало лихой вираж, ушло в сторону от города и набрало скорость: леса, реки, озера, поля, деревни слились в один поток. Кто-то вскрикнул, у кого-то закружилась Голова, люди встревожено зароптали.
— Что же это такое?
— А теперь поглядите, чьими глазами вы смотрели на наше царство,— довольно ухмыльнулась Забава и сделала пасс рукой.
Изображение покачнулось, словно невидимая камера ушла в сторону, и блюдце отобразило трехглавого Змея Горыныча, кружащего над лесом и пышущего огнем.
Селяне потрясенно охнули.
— Жив, жив, Горилка! — охнула какая-то баба.
— А чего ему станется? — ответил ей мужской бас.
— Так Илья-богатырь еще по весне хвастался, что головы-то ему отрубил!
— Как отрубил, так и выросли,— хохотнул другой мужик.— Илья соврет, недорого возьмет.
Забава щелкнула пальцами и словно включила звук. Во дворик ворвался свист ветра, рассекаемого мощными кожистыми крыльями, и взволнованный гомон голосов:
— Р-разбойники! — грозно орал первый.— Сразу стрелять! Спалю!
— И ведь мы чего? — оскорблено вторил ему второй, тихий голос.— Мы ничего, просто мимо пролетали.
— Я лечу, словно легкое белое перышко, на двух крылышках у земли,— отвлеченно цитировал третий, звонкий голос.
— Спятил! — прикрикнул на него первый голос.— Зенки-то раскрой да на себя глянь. Какое перышко? Какое белое? Седина вон уже проклевывается, а ты все стихи шкандыбаешь. Тьфу, за что мне такое наказание?