— Ох и кудесница ты, хозяйка! — восхищалась я.— Я такого отродясь не видывала.
Забава смеялась и довольно поводила полными плечами.
— Поди, саму Ягу в чародействе превзошла! — закинула удочку я.
— У нее своя ворожба, у меня — своя,— улыбалась Забава.
— Да куда уж старухе с такой чаровницей тягаться! — льстила я.— Уж ты-то всяко ее сильней!
— Да разве ж это важно? — отмахивалась Забава.
— Ягу-то всяк знает, а ты в безвестности прозябаешь,— поддразнивала я.
— Пустое это все. Молодая была, мечтала Ягу обойти, а теперь даже смешно от своей глупости,— призналась она и с нежностью добавила: — Луша и Павлуша — вот мои лучшие чудеса.
— Ты уж их, хозяйка, береги пуще зеницы ока! — посоветовала я.— Яга-то, говорят, озверела на старости лет, младенцев воровать стала.
Забава вздрогнула и побледнела. Пухлые ладошки невольно сжались в кулаки, и волшебница пригрозила:
— Пусть только попробует! Если кто моих деток обидит, со свету сживу!
Я не стала больше пугать любящую мамашу. И так было ясно: Забава по-настоящему испугалась моих слов. Значит, слухи о Бабе-яге — не ее рук дело. Она их уже слышала раньше от кого-то другого и приняла за правду, поэтому бьется в волнении материнское сердце, схлынул со щек румянец, дрожат при мысли о возможной беде руки.
Больше делать в тереме было нечего. Но и уйти я не могла: Варфоломей куда-то запропастился. А день уже близился к закату, наводя на мысль, что заночевать в тереме все же придется. Не возвращаться же в лес на ночь глядя. А ночевать под березкой — приятного мало. Если волк не сожрет, то комары уж точно не пощадят.
От нечего делать я послонялась по двору и по терему. Жизнь кипела, магия лезла изо всех щелей, но я ее совершенно не чувствовала. Только видела, как носятся туда-сюда ведра с водой, пританцовывает метла, спускаясь с крыльца во двор, да рубит дрова труженик-топорик. Вещи в тереме Забавы жили своей собственной жизнью, и смотреть на это было и странно, и страшновато. А ну как в один момент налаженное хозяйство выйдет из-под контроля? Брр, не хотела бы я тогда попасться на пути разбушевавшейся скалке, а уж тем более — топору!
Тем временем потянулись с полей крестьяне, село наполнилось шумом голосов и радостным возбуждением, как в предвкушении какого-то праздника. Я вспомнила про забавы, о которых обещал рассказать кот, и отправилась на его поиски. Первым делом заглянула в кухню, в надежде, что Варфоломей очаровывает повариху, зарабатывая себе плошку молока. Но кота на кухне не оказалось, а в глазах поварихи Устиньи плескался такой дикий ужас, что я решила задержаться.
