Она ускорила шаг.
— Лисенок, не беги так… Хочешь коньячка?
— Пошли вон, — бросила Ивга сквозь зубы. Ее сердце колотилось, как бешеное, а во рту стоял гадкий привкус. Знакомый привкус страха.
Цепкая лапа больно взяла ее за плечо:
— Надо же, любая сучка нынче выеживается, как та королева…
У Ивги потемнело в глазах.
Дни и ночи позора, унижения, бегства. Перед Инквизицией она бессильна, чугайстры внушают ей ужас — но почему же всякая дрянь…
Дальнейшее она помнила плохо; ночь подмигнула ей тусклым огоньком брошенной под скамейку бутылки, и удобное горлышко само легло в ладонь, и брызнули, разлетаясь, осколки:
— Пошли вон!..
Она хотела добавить слово, давшее бы этим двоим достойное название — но не смогла. Самое грязное ругательство казалось плоским и пресным, а потому она просто шагнула навстречу парням, намереваясь попросту вспороть обоим животы.
— А пошла ты, ведьма пучеглазая…
По мере того, как они отходили все дальше и дальше, все тише и тише становилась изрыгаемая ими брань. Слово «ведьма» не было обличением — просто еще одно звено в цепочке ругательств; редкие прохожие, наблюдавшие за сценой издалека, засуетились, Ивге померещился отдаленный полицейский свисток. Она посмотрела на разбитую бутылку в своей руке. Удобное горлышко щерилось кривыми зубами осколков; Ивга огляделась в поисках урны. Почему-то в этот момент очень важным казалось не насорить на улице; счастье, что урна оказалась рядом, и железная крышка открылась, и полупустое брюхо удовлетворенно приняло Ивгин дар.
«Как усердно ты барахтаешься в это дерьме»…
По пальцам скатывалась черными каплями кровь. Все-таки порезалась.
* * *
Дверь подъезда была заперта. Ивга долго стояла в подворотне, слушая, как бежит по канавам ленивая дождевая вода.
Куда выходят окна квартиры четыре? На площадь Победного Штурма или во двор, где мокнут под дождем детские качели?..
Ее решимость таяла. Проклятая ночь и проклятые тучи. Проклятый замок на двери подъезда; возможно, за запертой на ночь дверью сидит еще и охранник. Дремлет, смотрит маленький телевизор, греет ноги у электрического камина и поглядывает в сторону квартиры номер четыре…
Из подворотни она перебежала в телефонную будку. Постояла, заворожено глядя на танец капель, сползающих по стеклу. Подняла разом потяжелевшую руку, набрала номер, который даже не надо записывать. Врезался в память.
Никто не брал трубку. Ивга сползла по стене спиной, обняла колени и заставила себя ни о чем не думать.
