Где Дюнка? Здесь, под черным камнем, или там, в запертой душной квартирке? Куда ему хочешь-не хочешь, а надо возвращаться?
Третий день над землей лежит густой, непроглядный туман. И съедает звуки.
Одно совпадение — неприятно. Два совпадения…
Собственно, почему их не может быть два? Сколько людей ежегодно гибнет под колесами товарняков и электричек? Особенно в туман. Или по пьяни…
Клав потрогал голову. Вчера, вернувшись в общежитие, он безмолвно выпил пузатую бутылку припасенного на праздник коньяка — Юлек Митец, заставший его с опустевшей посудиной, едва не лишился чувств. Во-первых, жалко было благородного напитка, во-вторых…
Собственно, с Клавом ничего не произошло. Кажется, он даже не опьянел; у него, правда, отнялись ноги, но голова оставалась до обидного ясной, и в ней вертелась, как обезумевшая белка в колесе, одна-единственная мысль.
Какая — Клав никогда не скажет вслух. Более того — и думать об этом преступно.
Может быть, он все-таки был тогда пьян? Может быть, он не помнит? Может быть, сидя с Дюнкой у костерка, они пытались согреться… изнутри?..
Нет. Это сегодня холодно — а в тот день было тепло, по-весеннему уютно, и голова его была трез-ва-я…
Каменная Дюнка смотрела укоризненно. Будто хотела сказать — и ты готов так про меня подумать? Про меня?!
— А ты ли… — прошептал Клав еле слышно.
На черный камень безбоязненно уселась круглая, как шар, радостная весенняя синица.
За три квартала от площади Победного Штурма в его машине замигал красный огонек. Экстренный вызов; Клавдий запрещал тревожить себя на ходу, если дело терпит. Красный огонек на пульте иногда снился ему по ночам — назойливый, колющий, означающий тревогу.
— Да погибнет скверна… — звенящий от напряжения голос диспетчера. — Сигнал… От Графини. Красный сигнал.
— Принял, — глухо отозвался Клавдий. — Откуда?
— Оперный театр…
— Усиленный наряд. Я буду через десять минут.
Он не стал класть трубку, бросил на кресло рядом; прикрыл глаза, вызывая в памяти карту центра города. Резко развернул руль; Ивга на заднем сидении тихо ойкнула.
Графиней была Хелена Торка. Осведомителем она не могла быть по определению, Клавдий никогда и не ждал от нее сведений — и условную кличку отвел ей просто так, для порядка; красный сигнал от нее был равнозначен воплю ужаса.
Девчонка на заднем сидении молчала. Ни о чем не спрашивает, умница.
— Мы едем в оперу, — пробормотал Клавдий сквозь зубы.
Кинулась под колеса булыжная мостовая; через минуту снова сменилась асфальтом, Клавдий ловко обогнал огромную, как бегемот, прогулочную машину, и следующую — фургончик, и следующую…
