– Верну через полчаса на полтинник больше!
Хозяйка выпустила в просвет между кружевными листьями сизую струю дыма и подарила мне монарший кивок:
– Я беру десять процентов в день, а не в час! Вернешь пятьсот десять, этого будет достаточно.
Потрясенная такой неслыханной щедростью, я с благодарностью приняла протянутую мне купюру и удалилась, пятясь и часто приседая в благодарственных книксенах.
Следующие пятнадцать минут я посвятила сравнительному анализу двух банкнот. Я их мяла, щупала, смотрела на просвет, терла сначала сухой, а потом мокрой зубной щеткой, сгибала пополам и снова терла… Не рискнула только поливать кислотой и поджигать, чтобы не испортить подлежащую возврату купюру хозяйки.
В результате многоэтапного эксперимента выяснилось следующее. Купюра номер один (изъятая из блокнота) отличалась от тети-Люсиного образца цветом и качеством бумаги. У первой пятисотки бумага была более тонкой, а цвета более тусклыми. Тонюсенькие волосинки, микроскопическими червячками разбросанные по банкнотам, в первом случае оказались нарисованными. Водяных знаков на Роминой пятисотке я не нашла вовсе, а серебристая полосочка, пунктиром тянущаяся поперек купюры, оказалась приклеенной. В общем, дураку было ясно, что денежка фальшивая.
Тяпа и Нюня – обе не дуры – все поняли и потрясенно молчали. Я спрятала поддельную купюру за обложку блокнота и нервно побарабанила пальцами по парте.
– А ведь фальшивый пятак тоже был из Роминого кармана, – подала голос Тяпа.
– Сначала фальшивый пятак, потом поддельная пятисотка – ясно, что это не случайное совпадение, – встревоженно сказала Нюня.
Я вполне понимала и разделяла ее беспокойство. Похоже было, что я вляпалась в криминальную историю со сложным сюжетом: тут тебе и сексуальные маньячества, и шпионские шифровки, и фальшивые деньги, и даже убийство! Такой сюжет мог оказаться в прямом смысле головоломным.
– Предлагаю все бросить и уехать домой, к папе и маме! – подрагивающим голосом предложила трусиха Нюня.
– Никогда! – решительно ответила Тяпа.
Я задумалась. С одной стороны, вернуться под крылышко к папе, маме, бабушкам и дедушкам было бы совсем неплохо. Дома, за спинами любящих родственников, я буду как в крепости. К тому же не придется больше заниматься унизительным собирательством на пляже. Некоторое время можно будет вообще ничего не делать, с удобством сидя на шее у родителей и неспешно врачуя свою израненную душу.
Я представила нашу фамильную дачку на хуторе Маркса, плетеное кресло-качалку на тенистой веранде, большую миску со сколотой эмалью, полную спелых яблок, сонную кошку Мусю на полосатом половике, и мне нестерпимо захотелось позвонить домой. Нет, лучше не домой, а папе на сотовый, чтобы мама не слышала, как он будет меня ругать. Мама всегда очень переживает, когда папа слишком строг с ее маленькой дочуркой.
