– Очень интригующе выглядишь! Типичная китайская вдовушка.
– Почему сразу вдовушка? – не поняла я.
– Так ведь в Китае цветом траура традиционно считается не черный, а белый, – подсказала Нюня. – Или в Японии? Ну, где-то там.
– Строго наоборот! – подтвердила Тяпа. – Рискну предположить, что их скорбящие, в отличие от наших, не распускают волосы по плечам, а собирают в сложные прически вроде «хвостов» с накладками.
– Это надо понимать как намек на то, что пора оплакать свои надежды на счастливую семейную жизнь с моими красавцами? – насторожилась я.
– Ах! Гениально! – замирающим голосом прошептала Нюня.
– И правда, неплохо придумано! – похвалила меня Тяпа.
– Что именно? – Я почувствовала нервное возбуждение, как всегда, когда мои нахалка и рохля выступают единым фронтом: это верный признак того, что грядут незаурядные события.
Деликатно подвинув в сторону горластую Тяпу, Нюня четко и ясно объяснила мне задачу, и я поняла, что интуиция меня не подвела.
Ой, что будет!
Глава 8
Родня по Адаму и Еве
На пляж с ведром я, конечно, не пошла, полетела без всякой ручной клади совсем в другом направлении. К счастью, тетя Люся, выглянувшая на звук моих шагов из своей беседки, в образе китайской вдовушки меня не узнала, иначе я немедленно получила бы за саботаж нагоняй с последующим наложением штрафных санкций.
Вживаясь в роль, я на бегу отвесила удивленной хозяйке малый китайский поклон, церемонность которого немного испортили излишне звонкие шлепки резиновых сланцев о мои бледные индоевропейские пятки. Сонькины шлепы-вьетнамки я обула для пущего соответствия образу. Для быстрого бега эта дегенеративная азиатская обувь была приспособлена плохо, зато она отлично сочеталась с траурно-медицинским костюмчиком. Вдобавок я позаимствовала у Левика псевдокорейскую соломенную панаму, конусообразную, на резиночке, и выглядела, надо полагать, весьма эффектно. Во всяком случае, продавец фруктов дядя Васген, засмотревшись на меня, положил дыню мимо весов, а подобные промахи ко всему привычный старый торгаш не совершал даже в присутствии красоток, принимающих солнечные ванны топлес!
У подножия многоступенчатой лестницы, ведущей к «Чайке», я умерила и прыть, и нетерпение, чтобы совершить восхождение медленно, с подобающим случаю достоинством. На верхней площадке лестницы одернула рубашечку, поправила панамку, а потом дернула за веревочку, активизирующую колокольчик, и успела еще пригнуть голову и молитвенно сложить ладони, прежде чем дверь открылась.
