Так, выслушав эту историю, я стал тринадцатым в команде защитников нашего покоя. На следующую ночь мы решили наведаться в дом Стасова — провести этакий обыск, мол, а не храните ли вы в холодильнике человеческие сердца?
Где-то заполночь мы, чертова дюжина рослых крепких мужиков, вооруженных палками и ножами, окольными путями пробрались в лес, чтобы не наткнуться на ментов, заполонивших село (интересно, что никто из нас не встретил ни единого — должно быть они и сами до смерти боялись орудовавшего в Д*** убийцу, так что старались на дежурствах где-нибудь отсиживаться), к условному месту, откуда решено было отправиться к дому Стасова. Все шли с непоколебимой уверенностью, что именно он и есть убийца, не смотря на то, что прямых доказательств этого у нас не было, и намерением уничтожить его во что бы то ни стало.
Поросший мхом дом на окраине села казался заброшенным. В окнах не горел свет, не было слышно ни скрипа калитки, ни лая собаки. Одним словом, мертвое место! Крадучись, мы подошли к незапертой калитке, и стоило нам шагнуть во двор, как убеждение в том, что дом Стасова мертв было тут же развеяно! Огромный черный пес, сливавшийся с темнотой ночи молниеносно бросился на шедшего впереди Ивана Кошина, и сбил его с ног, силясь дотянуться до горла своими клыками. В первую секунду мы просто опешили — пес не залаял, не зарычал, предупреждая о готовности к нападению — он просто кинулся на Кошина, явно намереваясь убить. Борьба шла молча — ни пес, ни Иван не издали ни звука на протяжении пяти-шести секунд этой схватки. Первым от охватившего всех ступора очнулся я, и бросившись вперед всадил нож в спину собаки. Моему примеру последовали и другие, и спустя несколько мгновений пес завалился на бок под градом обрушившихся на него ударов, и дернувшись несколько раз затих. Мы помогли Ивану подняться, слыша, как под ногами хлюпает кровь человека, и едва не загрызшего его чудовищного пса. Он пострадал не так серьезно, как можно было предположить — разодрана в клочья была лишь правая рука, которой он защищался от собаки, да вывихнута при падении нога.
— Вы видели на калитке табличку «Осторожно, злая собака»? — спросил я, поднимая Ивана с земли, — Нет? И я не видел! Ее там просто нет! Уже за то, что он держит такое чудовище, и не повесил предупреждение, этого ублюдка нужно упечь в места не столь отдаленные!
— Нужно вытащить ножи из собаки, — произнес Толя, и наклонился на поверженным псом, чтобы выполнить свое намерение. Я шагнул к нему, чтобы помочь, и в этот момент Толя закричал от боли. Страшные челюсти пса сомкнулись на его ноге, и он повалился на землю. Я плохо видел происходящее, но все же отчетливо различал горящие вполне человеческой яростью глаза пса. В них ни на секунду не шевельнулся страх, или боль, даже тогда, когда я размозжил палкой голову животного. Только ярость! Дикая, неимоверная ярость…
