И пифия рассказывала… Её морщинистое тёмное лицо было неподвижно, и порой невозможно было сказать — лицо это, или причудливая вязь на дубовой коре. Она говорила о Белинде снова и снова, и Анабель слушала, как слушает ребёнок любимую сказку, наслаждаясь повторением.
Она слушала, как родилась Белинда — во тьме веков, из чрева Энедины, жрицы подземных тайн. Эти тайны неведомы ни духам воздуха — эльфам, ни духам огня, ни духам воды… Даже гномам, духам земли, открыта лишь малая толика. И лишь Энедина, чёрная жрица, знает всё. В её сердце раскалённая подземная лава обращается в вечный могильный холод.
Из этой пещеры запретного вышла Белинда на бескрайние луга миров и созвездий. Она родилась, чтобы любить. И она полюбила… Кого — об этом пифия всегда молчала; лишь тень на её лице становилась темнее и гуще, а голос — глуше.
А затем она говорила Анабель про огонь. Лицо у неё начинало дрожать, словно по нему пробегали багровые всполохи. Огонь — это солнце, а солнце — это огонь, — так бормотала она чуть слышно, застилая ссохшейся веткой руки потухшие белёсые глаза. Белинда стала огнём и из огня возродилась снова. И этот огонь остался в ней; он лизал изнутри её тело, словно стекло негаснущей лампы. И на этот свет слетались все тени, все духи, все призраки из всех миров…
Впитав в себя огонь, вплетя его нити в своё естество, Белинда связала собой два мира. Мир солнечный и мир ночной, мир тьмы и мир света… Ей принадлежали они оба; она принадлежала лишь себе. Она стала горящим солнцем в ночи и тенью среди белого дня.
Анабель слушала это, — в который раз! — и ей до боли хотелось поймать слова, слетающие с губ старой пифии; сжать их пальцами, как мотыльков, вдохнуть отравляющий запах пыльцы.
Но сегодня пифия была не в духе. Она как будто и не замечала Анабель, потеряно бродившую вокруг неё, и сидела без движения, то и дело заливаясь безумным скрежещущим смехом. Анабель вздрагивала, — но не уходила.
— Расскажи мне о Белинде! — жалобно просила она; но пифия в ответ лишь трясла головой. Глаза её смотрели куда-то вдаль; изредка губы слегка размыкались и что-то шептали на древнеэльфийском.
— Ну, пожалуйста! — твердила Анабель в отчаянии, уже теряя всякую надежду. — Ну, расскажи мне о Белинде! Ну, расскажи! Ну, хоть чуть-чуть!
— Так-так! — внезапно послышался голос. При звуке его у Анабель похолодело всё внутри, и закружилась голова, — как будто она смотрела на дорогу с самой высокой сосны в лесу. — Дитя жаждет услышать сплетни обо мне. Интересно, свежие, или те, что уже обросли легендами?
