9
Сердце Матильды безумно стучало… Нет, ложь, нелепость. Сердце Матильды не стучало вовсе. У неё не было сердца. Вместо него в глубине её тела открылась чёрная дыра с рваными краями, из которой капля за каплей сочился зелёный яд.
Она шагнула к гробу… Нет, снова не так. Что подломилось где-то внизу, пол качнулся, и прозрачная крышка гроба оказалась прямо у лица, — так близко, что она ощутила на омертвевших губах горьковатый стеклянный холод.
Лица Матильда не видела — и не должна была видеть. Если она посмотрит ему в лицо, она никогда, никогда не сделает это. Не сделает то, что должна.
Должна… Это слово было так нелепо, так грубо и наивно в этом месте, в этом осколке пространства и времени, полном пляшущих теней и едкого радужного дыма.
Ключ торчал из замочной скважины как безобразный искрошенный зуб. Он повернулся с трудом… но повернулся.
Она взялась обеими руками за крышку.
Где-то далеко внизу, так, что не хватало ни вздоха, ни взгляда, рычал и пенился водоворот. И она должна была броситься в него, как камень, как птичье перо. И ничто, никто и ничто на свете, не способно было это изменить.
«Прикосновение к спящему вампиру смертельно опасно для вас»…
Она рванула крышку наверх. А затем, зажимая зубами разрывающий грудь на куски то ли стон, то ли крик, вцепилась пальцами в тонкую белую руку.
Водоворот сомкнулся и поглотил её тело. Перед глазами загустела вязкая чернота.
Рука была неподвижна.
Матильда разжала зубы, разлепила веки. Рука не была холодной. Нет, она была… даже тёплой. Она нагрелась от её тепла. Это был… это был воск.
Несколько секунд она сидела неподвижно. Затем подняла лицо, огляделась вокруг влажными от слёз глазами. Ей казалось, что стены расступаются, нет, рассыпаются в прах, и всё, всё заливает кипящий солнечный свет. И нет ничего, нет сырого мрачного склепа, нет нелепого гроба с восковой разряженной куклой. А есть только солнце, и небо, такое светлое и чистое, с чуть заметными вздохами белых облаков. Небо и солнце, вечное утро, а ночи не будет, не будет, не будет никогда!
— Не настоящий, — прошептала она. — Ненастоящий, ненастоящий. Ничего настоящего.
— Вы совершенно правы, юная леди.
Змея скользнула по плечу Матильды и зашипела ей в ухо. Нет, не змея. Это был голос. Вкрадчивый голос, с лёгким акцентом.
Она подняла глаза. Обернулась. Нет, она не шевелилась, нет. Но она смотрела.
Ей показалось, что мозг превратился в песок. И этот яд… зелёный яд из дыры вместо сердца. Он разъел её тело, как кислота, он уничтожил его без остатка.
