– А кто утверждает обратное? – удивляется Куинси. – Разве я говорю, что оргазм – это все?
– Нет, не все… – медленно отвечаю я. – Как только появляется тот, кто дает нам что-то еще…
– Ты имеешь в виду компенсацию? – улыбается Куинси.
– Скорее то, что начинаешь ценить в более зрелом возрасте.
– Значит, одного секса недостаточно, – вздыхает Куинси. – Но когда он есть – все-таки это неплохая вещь, а?
– Был, есть и будет неплохой вещью, – отвечаю я. – Но это еще не все…
– Оргазм не кажется венцом творения, даже когда вдруг открываешь, что он существует и ты можешь его испытывать. Он просто был, и больше не о чем говорить. – Куинси делает паузу. – Знаешь что? Я думаю, что все дело именно в его сиюминутности.
И все же, оглядываясь назад, понимаешь: незнание есть счастье. Другими словами: когда человек счастлив, он этого не замечает… По крайней мере, в эту минуту мне кажется, что Брайн был именно тем человеком, который ни о чем таком не задумывался и потому был счастлив. Он был действительно предельно свободным мужчиной. Феминистское движение было ему до фонаря. Так же как и то, что феминистки возводят клиторальный оргазм в ранг высшей женской ценности. И я восхищалась чувственностью Брайна – пока мне казалось, что я в него влюблена. Между тем Брайн просто блаженно предавался тому, что доставляло ему удовольствие – в том числе и тому, что доставляло удовольствие мне. Незакомплексованный и безалаберный, Брайн пребывал в абсолютном неведении относительно каких бы то ни было оргазмов – клиторальных, вагинальных или каких-то других.
Что касается Ави, то в его объятиях я вообще не искала ничего конкретного. Во-первых, проблемы оргазма перестали быть актуальными, а во-вторых, я больше не была замужем и вообще к этому не стремилась. Ави завладел моим сердцем и сам любил меня, однако он не мог предложить то, что женщины считают лучшим для себя комплиментом, – он не мог предложить стать его женой. Потому что уже был женат. Все изменилось. Ави было известно кое-что, о чем не имел понятия даже Брайн. Однако эти замечательные способности происходили вовсе не оттого, что Ави был незакомплексованным и безалаберным. Мы занимались любовью с открытыми глазами, а проблемы оргазма, как уже было сказано, были сняты с повестки дня. То, что происходило между нами, происходило потому, что мы не могли отделить плотское влечение от взаимного притяжения душ. На этот раз незнание уже не являлось условием счастья. Таким условием сделалось само чувство.
