Поздно поутру они опомнились, поздоровались с баклагою и пустились в путь. Взглянув на головни, оставшиеся от голубятни, глаза у пана Харитона заблистали, и он заскрыпел зубами.
— Добро! — сказал он, — может быть, и погибель моего дома есть ваше дело, беззаконные паны Иваны, произведенное посредством богоотступных сыновей ваших. Посмотрим!
Во всю дорогу от хутора до села пан Харитон мучил лекаря рассказами о всех причинах, кои понудили его позываться со многими горбылевскими шляхтичами, а особливо с панами Иванами, и наконец вступили в селение.
— Стой, Лука! — вскричал Харитон, — я вижу, идет прямо к нам пан Захар; порасспросить было его о моем жалком семействе! Здравствуй, пан Захар!
— А, пан Харитон! Мы все думали, что ты в городе, ан вышло, что хозяйничал на хуторе.
— Я таки и был в городе до вчерашнего вечера. Но об этом после. Скажи, пожалуй, где я могу найти жену мою и детей?
Пан Захар уставил на него глаза и после с улыбкою сказал:
— Ты, видно, не выспался! Прощай!
С сим словом пан Захар удалился, Лука поехал далее, а Харитон погрузился в глубокую задумчивость.
— Стой, Лука! — вскричал он, и Лука остановился, — вот идет пан Давид; авось он будет поумнее пана Захара. Здравствуй, пан Давид!
— А, пан Харитон! Как ты здесь очутился?
— После поговорим об этом, а теперь уведомь: тебе, как приятелю, должно быть известно мое несчастие — где мне найти мое бедное семейство?
— А, понимаю! Последний позыв твой, видно, был неудачен, и ты рехнулся! Ах, бедный! Прощай! я боюсь сумасшедших!
Он уходит скорыми шагами, и пан Харитон, задыхаясь от бешенства, едва мог произнести:
— Видно, на Горбыли нашла злая минута, и все паны ошалели. Стой, Лука! вот приближается пан Охреян; спросить было еще в третий и последний раз.
Здравствуй, пан Охреян!
— А, пан Харитон! здорово! Давно ли из города? Что твой последний позыв?
— Не о позыве слово! Скажи, бога ради, кто из вас, друзей моих, призрел жену мою и детей?
— Что такое?
— Разве ты оглох?
— Видно, не пустой разнесся слух!
— Какой?
— Что ты, потеряв тяжбу, рехнулся ума! Прощай!
