— Давно ли замужем?
— Около пяти лет, и у меня уже трое детей.
— Согласно ли живешь с мужем?
— О чем нам спорить!
Мы вошли в садик, который был невелик, но преисполнен всяких плодовитых дерев. Прошед до конца, мы не видали хозяина, и Анна должна была вскричать громко:
— Батюшка! где ты?
— Что ты, Анна? — раздался голос с вершины кудрявой яблони, и мы подошли под самое дерево.
— Сойди на низ, — кричала Анна, — к тебе пришли гости.
— Скажи им, что скоро буду; дай ощипать эту только ветку: ведь не в другой же раз лазить.
— Гости здесь, — продолжала Анна, — и они приехали в бричке в четыре лошади.
— Лезу, лезу!
Ермил медленно спускался с дерева, ибо ему быть проворным мешала большая торба с яблоками, привязанная к поясу. Став на земле, Ермил отвязал торбу и положил на траве, а сам бодро, с веселым видом подошел к нам, поклонился с козацкою ухваткою и ласково спросил:
— Что вам, господа, от меня угодно?
Король несколько времени молча его рассматривал, и Ермил также с приметным смятением глядел ему в глаза.
— Как, Ермил, — сказал Король, — ты не узнаешь уже своего старинного приятеля?
— Мати божия! — говорил вполголоса Ермил, — как лицо переменилось; но голос, голос все тот же! Так! — вскричал он, бросился к Королю и, став на колени, обнял ноги его. — Ты наш благодетель, — говорил он, — наш ангел-хранитель, ты Диомид Король.
— Диомид Король! — вскричала Анна и со всех ног бросилась из саду.
— Встань, друг мой, — говорил растроганный Король, — встань! Я не с тем к тебе приехал, чтобы привести в смятение, а единственно для сего молодого человека, моего родственника, который желает определиться ко двору гетмана.
В сей госпоже ты видишь жену его. Встань же, Ермил, встань, друг мой, дай обнять себя!
Ермил продолжал обнимать колена своего благодетеля, и седые усы его напоены были слезами. Вдруг раздался вопль позади нас; мы оглянулись и увидели, что пожилая женщина — я сейчас догадался, что это Глафира, — бежала к нам опрометью, за нею следовали сын и невестка, и все трое очутились на коленях подле Ермила, плакали и простирали к Королю руки.
Я не мог быть равнодушен при таком зрелище и, чтоб скрыть свое смятение, отворотился; но глаза мои тут же встретились со слезящимися глазами Неониллы. Она улыбалась, но слезы продолжали орошать прекрасные щеки ее. Бросясь в ее объятия, я сказал:
— О милый друг мой! видишь ли награду благотворения? Я уверен, что чувств, какие теперь наполняют душу нашего Диомида, не можно купить за все золото Малороссии; это блаженство есть награда одной добродетели.
