Я не заметил, как из темноты появился боец. Он дыхнул на меня перегаром, потряс за плечи и крикнул:
– Ты не стой здесь, иди наверх.
– А он? – тихо отозвался я.
– Я сам о нём позабочусь. Иди.
– А они?
– Погибли. Мотострелки из 81-ой. Их сейчас только принесли. Их ровно тридцать. Твой, если уже умер, – тридцать первый.
– Тридцать первый… Это Сапог… Мой друг… Помоги ему… Он жив, я чувствую, он жив. Он – не тридцать первый, он живой. Его надо спасти.
– Ты иди, я помогу, – боец, грязным вафельным полотенцем вытерев мне лицо, развернул меня к лестнице. – Иди-иди, подымайся.
Глухо шаркая по бетонным ступеням, я очень-очень медленно поднялся до первого этажа. Один из бойцов караула, схватил меня за руку и остановил:
– Эй, ты как, в порядке?
– Тридцать первый, – безразличным голосом ответил ему я, и вышел под обстрел на улицу.
Бойца по прозвищу Сапог я больше никогда не видел.
Братья .
– Задолбала такая жизнь! Всё! Не могу я так! Лучше погибнуть, чем сидеть здесь и смотреть на это! Эй, Усман, собирайся! Едем к своим! – Сосед в ярости отшвырнул с брони пустую коробку из-под патронов к ПКТ. – Чего ждать? Пока они придут сюда и здесь нас поцокают? Нет! Уезжаем прямо сейчас!
Сосед завёл машину и на прощание махнул рукой самарцам, толпившимся вокруг какого-то офицера, щедро раздававшего бойцам пачки с сигаретами.
– Эй, братва! Счастливо оставаться! – он сжал пальцы в кулак и с силой выкинул его в воздух. – Но пасаран, мужики!
Самарцы помахали ему в ответ.
– Скатертью дорожка! Долгих лет жизни! Гуд-бай, ребята! – кричал кто-то из толпы. – Гуд-бай! Ни пуха!
Сосед забрался на своё место и, высунув голову в открытый люк, скомандовал:
– Усман, на место!
Я повиновался. Деваться некуда. Не оставаться же здесь одному на съедение чеченским волкам. Я залез в машину и закрыл свой люк. Дёрнул Соседа за руку:
– Спрячь голову и люк закрой! Или хочешь, чтобы снайпер тебе башку отстрелил?
Настала очередь Соседа беспрекословно послушать моё наставление. Он закрыл люк и недовольно фыркнул:
– Не вижу я так ни фига!
– Ничего, неделю сидел на одном месте, всё видел! А от пяти минут не убудет!
– Тебе хорошо говорить!
– А чего хорошего? Когда подобьют, всё равно вместе гореть будем.
– Не каркай, скажешь тоже, "подобьют"…
Минут двадцать мы на полной скорости неслись по улицам Грозного. Искали знакомые здания, но ничего интересного не нашли, – всё вокруг одинаково грязное, серое и разрушенное. Изуродованное войной.
Трупы людей и животных, поломанные, пожжённые деревья, куски асфальта, щебень, кирпич, мусор, грязь по колено, тряпьё, апокалипсис. Всё чадит, горит, дымит, смрад заполнил воздух, вытеснив кислород и разум. Торжество безумия.
