Епитимья | страница 9



Мужчина проследил за взглядом Джимми.

— Это моя дочь. — Он подошел к холодильнику, сгреб с него эти неуклюжие поделки и спрятал в выдвижном ящике рядом с холодильником. При этом он бормотал себе под нос: «Всякому отребью достаются хоть какие-то мозги. А что досталось ей?»

Тип повернулся к Джимми, задышав глубже, тяжелее. Потом едва заметно улыбнулся. Похоже было, что ему не по себе. Здесь, в ярко освещенной кухне, он выглядел на все пятьдесят. А то, что одевался как подросток и накладывал на щеки ярко-красные румяна, лишь подчеркивало возраст. Джимми смотрел на него не отрываясь, пытаясь подавить страх. Это и впрямь был очень странный малый. Джимми вытащил из кармана куртки сигарету. Закурил, слегка откашливаясь, прочищая горло.

— Ну, парень, что теперь?

— Ах да, ты не любишь терять время даром, верно, малыш?

Джимми выпустил к потолку тонкую струйку дыма.

— Не понимаю, о чем ты.

Мужчина снял бейсбольную кепку и швырнул ее на холодильник. Затем уставился куда-то в пространство и произнес:

— Он не знает, о чем я. Ну не умора ли?

Слова его имели как бы двойной смысл: за ними скрывалась также и злоба, даже ярость, и Джимми со страхом думал о том, что произойдет, когда ярость эта выплеснется на него.

Но Джимми не хотел, чтобы тип узнал, о чем он думает, не хотел, чтобы тот понял, насколько он напуган.

Джимми повернулся к окну, но увидел за окном лишь непроглядную тьму. На подоконнике лежала открытка — изображение Девы Марии с нимбом над головой. Джимми взял открытку с подоконника и стал читать. Но успел прочесть только имя — Адель Моррис — и дату (прошлый месяц), как вдруг мужчина вырвал открытку у него из рук. Он повернулся. Тот стоял, держа открытку высоко над головой — точно опасался, что Джимми вырвет ее. Лицо его пошло красными пятнами и исказилось гневом. Румяна стали почти незаметны на его пылающих щеках. Он снова пересек кухню, направляясь к выдвижному ящику, в который спрятал детское художество. Укладывая открытку на дно ящика, он бормотал себе под нос:

— Сопливый подонок не должен даже прикасаться к ней. Эти мерзкие лапы оскверняют память о моей тете. Никогда! Никогда!

Джимми бросил взгляд на дверь, прикидывая, удастся ли ему выбраться наружу, прежде чем хозяин его схватит. Но тут вдруг заметил, что тот пристально смотрит на него. Лицо мужчины вновь обрело нормальный цвет, а дыхание стало спокойным. Полыхавшая в нем ярость внезапно исчезла, уступив место странному спокойствию, причины которого Джимми не мог понять. У него лишь появилось чувство, что мужчина его как бы оценивает, изучает.