— Обидел ты нашу семью. Оскорбил. Трудно мне разговаривать с тобой.
— А я все-таки буду говорить… Я верю, мои слова дойдут до твоего сердца, рано или поздно ты поймешь, что я не хотел обидеть ни тебя, ни твою семью. Защищал и вас, и безопасность государства. — Давно известно — услужливый медведь опаснее врага.
— Правильно! Вот на такого услужливого медведя похожи сейчас наши некоторые деятели. Пытаясь загладить свой прошлый произвол, связанный с культом личности, затупив карающий меч диктатуры пролетариата на шее Райка и таких, как он, истратив весь пыл, весь огонь в борьбе со своими мнимыми противниками, они вдруг, когда активизировался враг, поджали хвосты, мурлычат, стараются угодить, ублажить и черненьких и беленьких, рогатых и гололобых. И тогда были жалкими служителями культа личности и теперь… Раньше шарахались якобы влево, а сейчас якобы поправели, выпрямились, якобы стали совестливыми демократами, а в самом деле летят в бездонную пропасть, самую правую из правых. Боятся обидеть фракционера Имре Надя — и потому восстанавливают его в партии, подыскивают ему высокое место в правительстве, ухаживают за его сторонниками, позволяют им совершать возмутительные нападки на партию, на все наши завоевания. Обанкротившиеся дельцы на все лады заискивают перед интеллигенцией, совершенно справедливо недовольной произволом Ракоши и его здравствующих преемников, и потому не смеют разгромить кружок Петефи. Не маяк он, этот кружок. Сияющая гнилушка, не больше. На ее ложный огонек слетается всякая нечисть. Под пиратским флагом этого кружка собираются и отмобилизовываются ударные батальоны классовых мстителей. Нас прежде всего с тобой, Шандор бачи, они расстреляют и повесят. Если бы Петефи встал, если бы увидел, как осквернено в кружке его имя, его песня, как его революционным мечом собираются рубить головы революционерам…
— Хватит! — закричал Шандор. — Не желаю слушать! Пусть встанет Петефи, пусть посмотрит, что сделали с революционером Райком, с его соратниками!.. Кружковцы только собираются, как ты говоришь, рубить нам головы, а эти, твои подзащитные холуи культа личности, уже срубили не одну революционную голову…
И опять вспыхнул костер. Гудит, обжигает. Сколько их сейчас бушует в Венгрии — в каждом доме, в каждой, быть может, семье! Еще много дней не утихнет неистовое пламя споров. Еще много раз в трагическом поединке схлестнутся маленькая правда с непобедимой громадой — правдой жизни. Не раз еще перед каждым венгром встанет сложный вопрос: что же произошло в стране, что происходит, куда она идет, куда должна идти, где ей следует искать сильных, способных уберечь от национальной беды друзей?
