Американцы, не сговариваясь, прекрасно понимая друг друга, сели на скамейку и молча смотрели на дома, стоящие напротив парламента, где сегодня ночью должны быть созданы тайные огневые точки. «Идеальные позиции, — думал Рожа. — Все пространство перед парламентом — как на ладони. Можно выбирать любой объект. Впрочем, объект будет такой, что промахнуться невозможно даже тому, кто впервые, в своей жизни стреляет, — масса, толпа».
Тихо было в этот вечерний час на парламентской площади. Сюда не доносился ни шум города, ни свежий дунайский ветер. Деревья не шевелились, замерли. Редкие прохожие шагали тихо, сосредоточенно. Окна парламентского дворца почти все темны. Зато в небе полно ярких звезд.
Тишина. Покой. Мир.
Пройдет ночь, настанет день, и все это разом кончится. Выскочит из мешка кот «Отдела тайных операций» и загремит, завоет, застонет, дохнет смертью, пожарами, разрухой, взметнется кровавая буря контрреволюции.
— Сигналы атаки точно отработаны? — спросил Рожа. — Путаницы не произойдет?
— Не беспокойтесь. Это поручено абсолютно надежным людям. Если завтра настроение толпы окажется не на нужном нам уровне, если войска АВХ не придут сюда, мы отложим акцию. Терпеливо подождем день-два. Больше ждали.
— Да, ждали мы долго. Ужасно долго. Тридцать девять лет. — Рожа поднялся. — Поехали!
Были они в этот вечер и у великолепного памятника автору «Национальной песни» — Шандору Петефи. Здесь завтра забушует море демонстрантов, загремят речи. Черный, кудрявый, в гусарском мундире, призывно воздев правую руку к небу, стоит он на черной невысокой башенке. Сегодня великий поэт Венгрии забыт и полузабыт человечеством. Завтра о нем вспомнят или узнают его заново сотни миллионов людей. Сегодня эта маленькая невзрачная площадь имени Пятнадцатого марта мало кому известна на земном шаре, кроме венгров. Завтра весь мир узнает, что здесь, где пятнадцатого марта 1848 года вспыхнула первая искра венгерской революции, разразилась новая, первая в истории антикоммунистическая революция.
Карой Рожа подошел к Дунаю, облокотился об искореженную взрывом, покрытую ржавчиной и птичьим пометом ферму разрушенного моста Эржибет и долго смотрел на левый берег Дуная. Там, у подножия горы Геллерт, на скалистой терраске стоял с католическим крестом в руках черный монах-великан. Перед ним отбивал земной поклон волосатый хайдук, едва покрытый овчиной.
— Куда вы устремили свой взор, сэр? — спросил спутник Рожи, — на монаха или на гору его имени?
