– Добрый день, – вежливо поздоровался Кружков, – вы господин Илларион Гоцадзе?
– Да, – кивнул гость, – мне передали, чтобы я к вам приехал.
– Проходите. Вас ждут, – Кружков показал в сторону кабинета. Когда Илларион вошел в небольшой кабинет, обставленный книгами, на его лице мелькнуло подобие презрения. Его собственный кабинет был раз в пять больше. Да и вообще подобных кабинетов не было даже у руководителей отделов их компании. Он кивнул хозяину кабинета, не протягивая руки, и сел без разрешения на стул. «Какой-то мелкий клерк, который приводит в порядок бумаги погибшего Егора», – подумал он, с некоторым любопытством глядя на Дронго. Тот понял этот взгляд – снисходительный, немного презрительный и полный превосходства.
– Извините, что вас побеспокоили, – начал Дронго, – я знаю, какой вы занятой человек.
– Да, у меня было много дел, – извиняться за почти часовое опоздание Иллариону не пришло бы в голову. В таком кабинете не мог сидеть уважающий себя человек. Или равный ему, Иллариону Гоцадзе.
– Мы хотели с вами встретиться, чтобы поговорить о вашем погибшем друге Егоре Богдановском, – напомнил Дронго.
– Я в курсе, – лениво ответил Илларион, – меня отец уже предупредил. Какие-то бумаги или документы. Спрашивайте, что вам нужно. И учтите, у меня мало времени…
– Безусловно. Я понимаю, как вы заняты, – повторил Дронго. И снова Гоцадзе не почувствовал подвоха.
– Конечно, занят, – снисходительно произнес он, – я ведь не подшиваю бумажки, как вы. У меня более важные дела, чем у вас. Иначе вы бы сидели у меня в кабинете, а я бы в вашем… – он не сказал «клоповнике» или «крысятнике», но интонация и его презрительная улыбка ясно говорили, как именно он относится к этим людям, посмевшим выйти на его отца и побеспокоить семью Гоцадзе.
Дронго решил, что время реверансов закончилось.
– Вы учились вместе с Егором в Лондоне? – уточнил он, меняя выражение лица и тембр голоса.
– Да, – несколько удивился такой резкой перемене тона Илларион, – мы там были вместе.
– Значит, вы о нем все знаете. Ваш отец сказал мне, что даже ваши квартиры, которые вы там снимали, находились рядом друг с другом.
– Правильно. Мы были соседями.
– И вместе ездили в Амстердам?
– Да, – улыбнулся Илларион, – несколько раз.
– Пробовали наркотики?
– Нет… да… Что вы такое спрашиваете? Конечно, нет. Просто ездили на культурную программу.
– Понимаю. Хотели увидеть музей Рембрандта. Или у вас другие увлечения? С вами ведь был художник Илья Шмелев. Возможно, ему больше нравились импрессионисты?
