– Нет, это выше моего понимания, – сказал сыщик. – Не могу поверить, что кто-то может пролить свет на это дело. Бурлящий водоворот в кромешной тьме, как тот, куда он… упал. Чепуха какая! Крупный мужчина исчезает, словно мыльный пузырь! Никто не мог… Послушайте! – Он замер внезапно, гладя на священника, который, все так же не двигаясь, теребил пуговицу и наблюдал за игрой волн. – Что вы имеете в виду? На что вы там смотрите? Неужели вы… можете это объяснить?
– Было бы лучше, если бы это осталось бессмыслицей, – тихо сказал отец Браун. – Что ж, если вы спрашиваете напрямик – да, я думаю, что объяснить могу.
Наступила долгая тишина, затем сыщик с необычной резкостью произнес:
– А вот идет из отеля секретарь покойного. Мне пора. Пойду поговорю с этим вашим безумным рыбаком.
– Post hoc propter hoc[16]? – спросил священник с улыбкой.
– Видите ли, – резко, но искренне ответил сыщик, – я не нравлюсь секретарю, и не могу сказать, чтобы он мне нравился. Он задал кучу вопросов, которые не привели ни к чему, кроме ссоры. Возможно, он ревнует, что старик позвал кого-то другого, а не удовольствовался советом своего элегантного помощника. До свидания.
Он повернулся и стал с трудом пробираться по песку к тому месту, где эксцентричный проповедник уже сидел в своем морском гнезде. Сейчас, в зеленых сумерках, он походил на огромного полипа или ядовитую медузу, закинувшую отравленные щупальца в светящееся море.
А в это время священник безмятежно глядел на столь же безмятежного секретаря. В этой толпе он был заметен издали благодаря какой-то клерикальной опрятности и строгости одежды. Ничуть не желая принимать чью-либо сторону в конфликте, отец Браун почувствовал, что ему, скорее, понятны предубеждения частного сыщика.
Внешность Энтони Тейлора была под стать костюму. Его красивое лицо выражало ум и твердость. Он был бледен, черные волосы спускались чуть ниже, чем принято, словно предвещали бакенбарды. Губы он сжимал сильнее, чем их обычно сжимают. Единственное, что могло бы оправдать легкую неприязнь отца Брауна, очень уж странно звучит – священнику померещилось, что секретарь разговаривает ноздрями. Он плотно сжал губы, и крылья носа обрели от этого особую живость, словно Энтони Тейлор и живет, и общается, сопя и принюхиваясь. Как ни странно, этому ничуть не противоречило то, что речь его оказалась быстрой, как пулеметная очередь. А вот к его элегантности такая манера не подходила.
Начал он с ходу:
