– Суинберн, – раздался вверху голос Руперта, – что же мы делаем? Давайте спустимся вниз. – И я понял по самому звуку, что и он проснулся.
– Нельзя бросить Бэзила, – сказал я. – Схватите-ка его ногу!
– Он слишком высоко, – ответил Руперт, – почти на вершине. Ищет этого лейтенанта в вороньих гнездах.
Мы и сами были высоко, там, где могучие стволы уже дрожали и качались от ветра. Я взглянул вниз и увидел, что почти прямые линии чуть-чуть сближаются. Раньше я видел, как деревья сближаются в вышине; сейчас они сближались внизу, у земли, и я ощутил что затерян в космосе, словно падающая звезда.
– Неужели его не остановить? – крикнул я.
– Что поделаешь! – ответил мой собрат по лазанью. – Пусть доберется до вершины. Когда он увидит, что там только ветер и листья, он может отрезветь. Слышите, он разговаривает сам с собой.
– Может быть, с нами? – предположил я.
– Нет, – сказал Руперт, – он бы кричал. Раньше он с собой не говорил. Боюсь, ему очень плохо. Это же первый признак безумия.
– Да, – горько согласился я и вслушался. Голос Бэзила действительно звучал над нами, но в нем уже не было ликования. Друг наш говорил спокойно, хотя иногда и смеялся среди листьев и звезд.
Вдруг Руперт яростно вскрикнул:
– О, Господи!
– Вы ударились? – всполошился я.
– Нет, – отвечал он. – Прислушайтесь. Бэзил беседует не с собой.
– Значит, с нами, – сказал я.
– Нет, – снова сказал Руперт, – и не с нами.
Отягощенные листвой ветви рванулись, заглушая звуки, и потом я снова услышал разумный, спокойный голос, вернее – два голоса. Тут Бэзил крикнул вниз:
– Идите, идите! Он здесь.
А через секунду мы услышали:
– Очень рад вас видеть. Прошу!
Среди ветвей, словно осиное гнездо, висел какой-то яйцевидный предмет.
В нем была дырка, а из дырки на нас глядел бледный и усатый лейтенант, сверкая южной улыбкой.
Потеряв и чувства, и голос, мы как-то влезли в странную дверь и очутились в ярко освещенной, очень маленькой комнатке с массой подушек, множеством книг у овальной стены, круглым столом и круглой скамьей. За столом сидели три человека: Бэзил, такой непринужденный, словно живет тут с детства; лейтенант Кийт, очень радостный, но далеко не столь спокойный и величественный; и, наконец, жилищный агент, назвавшийся Монморенси. У стены стояли ружье и зеленый зонтик, сабля и шпоры висели рядком, на полочке мы увидели запечатанную бутыль, на столе – шампанское и бокалы.
Вечерний ветер ревел внизу, как океан у маяка, и комнатка слегка покачивалась, словно каюта в тихих водах.
