— Значит, вершитель еще не присылал за ним своих вассалов? — уточнил Стерко. — И этот парень еще не посвящен?
— Нет. Вассалы вершителя пока здесь не появлялись, по крайней мере, по моим данным. Но пару раз их следы мы находили под самым своим носом, чуть ли не на пороге департамента… Мы никак не могли понять причину такой активности, пока совершенно случайно не узнали, что и среди хаварров снова живет и здравствует посвященный наследник вершителя.
— Как?! И у нас тоже?! — воскликнул Стерко. — Лэри, вы что там, в потолок плюете? Напустили домой столько этих тварей, и еще наследника Пограничья нам только и не хватает!!
— Если и плевали, то не мы, а наши предшественники, — сухо отозвался Лэри.
— Хаварр-наследник уже не юноша. Его уже лет тридцать тому назад прошляпили, если не раньше. А я теперь гоняю ребят на износ, только бы они сыскали его!
Стерко стало неловко. В самом деле, ему ли упрекать бывших своих коллег? Сам ушел от дел, так и помалкивай…
— Извини, Лэри. Но право, твои новости несколько ошарашили меня.
— Надеюсь, ты проникся важностью проблемы? — усмехнулся Лэри.
Стерко неопределенно пожал плечами:
— Да, пожалуй, дело плохо. Но пока человек-наследник еще не ведает о своем предназначении, мне безопаснее находиться здесь, чем дома. Там меня однозначно ждет колпак, а здесь можно вздохнуть свободно и не опасаться за жизнь детей. Так что прими мой отказ, Лэри. Ради ребят я останусь здесь.
Они замолчали. У Стерко в душе царил полный кавардак.
— Как ты живешь, Стерко? — тихо спросил вдруг Лэри.
Стерко дернулся:
— Хватит, Лэри. О делах мы поговорили. Давай распрощаемся…
Лэри снова набрал в руки песок. Он хоть и старался выглядеть спокойным, нервно пересыпал в ладонях песок. И его напряженный голос как огнем жег и без того гудящую голову Стерко:
— Ты сам знаешь, что я довольно терпеливо переносил твой уход. Но всякому терпению есть предел. Чем дальше, тем мне все сильнее хотелось тебя увидеть. Я мог бы послать своего подчиненного уговаривать тебя, но я пришел сам…
Стерко напрягся. Он ждал этих слов. Он помнил, что суровый и непреклонный, требовательный и жесткий в делах Лэри, был беспомощным и мягким в их личных отношениях. Строя предположения, Стерко боялся столкнуться при встрече с Лэри именно с этой обезоруживающей искренностью.
Стараясь не подавать вида, Стеро напрягся, пытаясь выбросить из памяти все то, что мучило его. Глаза Лэри, ласковые и томные, руки Лэри, твердые и теплые, губы Лэри, нежные и горячие… Вспоминать все это — нет изощренней пытки. Так некстати через резкую боль, через напряжение наполненных желез, распирающих грудь, начало просачиваться настоящее вожделение, которое давным-давно стало недоступным, а воспоминания о нем запретными.
