Я не знал, что отвечать, уши у меня горели. Один из гимназистов самоуверенный, лощеный, упитанный, в новом мундире, с белыми, гладко расчесанными волосами — весело кинул:
— Он глухонемой.
С парт послышался откровенный смех. Володька Сосна неразборчиво шепнул мне:
— Спраш-в-ет, как т-бя звать. От-вечай: же ма пель Авд-ев.
— Как? — переспросил я. — Ма… дель?
— Жжж ма пшш-ель, — прошипел Володька еще тише.
Учительница стукнула карандашом о парту:
— Сосновский! Разговорчики!
Мне очень хотелось стать сразу учеником пятого класса гимназии. Я поборол свою застенчивость, встал, вытянул вспотевшие руки по швам и громко отчеканил:
— Извиняюсь. Зовусь мадмазель Авдеев.
Поклонился и сел.
Смех грянул такой, что задребезжали стекла, улыбнулась даже сама француженка. А тот же лощеный, белобрысый и белоглазый гимназист, выскочив из-за парты, сделал передо мной реверанс и, давясь хохотом, выкрикнул:
— Пардон, мадемуазель. Могу ли пригласить вас на паде-катр?
После этого в классе поднялось совсем что-то невообразимое. Напрасно преподавательница старалась навести порядок, стучала карандашом по столу. Я удивленно озирался по сторонам, не понимая, почему все словно взбесились. Володька Сосна показал белоглазому гимназисту кулак:
— Видал, Ложка? На перемене сперва со мной потанцуешь.
— Сос-но-овский! — укоризненно, в нос протянула француженка.
— А пускай этот офицерский сынок не нарывается, — запальчиво ответил ей Володька. — Мой товарищ Витя Авдеев не отвечает потому, что весной заболел всеми тифами сразу. А если он сирота, интернатский, то не может учиться в пятом классе гимназии? В другом городе он кончил четыре, только язык проходил немецкий. Ясно? Запишите его к нам в журнал.
— Что за тон, Сосновский? — вспыхнула преподавательница, и на щеках под ее глазами проступили красные пятна. — Одному вы подсказываете, другому грозите кулаком… не поздоровались, когда я вошла. Хотите, чтобы директрисе пожаловалась? Смотрите! Не то я вас попрошу оставить класс!
— Это вам не царская гимназия, а советская трудовая школа, — упрямо, с вызовом заговорил Володька. — Выгонять нас учителя не имеют права. Вот, может, еще в карцер посадите? Запишете в кондуит? Так это уже музейное прошлое. Кроме мадам Петровой, у нас есть еще школьный исполком. — Он вдруг достал из парты свою синюю капитанскую фуражку с золотым басоном и лаковым козырьком, насунул на лоб. — А выйти я и сам могу. Лучше в айданы играть, чем слушать этот буржуйский язык. Оревуар — мордой в резервуар!
