— В таком случае я хочу поговорить с ньянгой, — как можно решительнее потребовал француз.
После недолгих переговоров со старцем Мубонго перевел его ответ:
— Придется подождать до вечера. Сейчас ньянга слишком устал.
…Если чудо с воскрешением еще поддавалось, хотя и с трудом, рациональному объяснению — ньянга могли предварительно дать жертве какой-нибудь алкалоид, вызвавший каталептическое состояние, или же погрузить в глубокий гипнотический транс, — то интервью, которое вечером дал Дебре старик колдун, было вызовом не только современной науке, но и здравому смыслу.
Нгамба принял француза в своей официальной резиденции — крошечной круглой хижине со стенами из жердей и остроконечной соломенной крышей, одиноко стоявшей на прогалине в глубине леса. Судя по высокому навесу из широченных банановых листьев перед входом, услугами ньянги пользовались не только его соплеменники. Во всяком случае с белым чужестранцем он беседовал в этой несколько необычной приемной.
Первое, что отметил Дебре, это продуманность обстановки, сделавшей бы честь театральному постановщику. Маленький костер, разложенный у ног ньянги, бросал неровный пляшущий отсвет на его изрезанное глубокими морщинами лицо, отчего оно то и дело меняло свое выражение. Со всех сторон, словно стенами, их окружала плотная чернота тропической ночи, наполненной таинственными шорохами и звуками. При таких декорациях можно было смело ставить любой сюрреалистический спектакль со стопроцентной гарантией успеха.
Мубонго, проводивший француза к резиденции ньянги, сразу же ушел, и Дебре ломал себе голову, как он будет объясняться со старцем. Однако первые же слова Нгамбы рассеяли его сомнения. Пигмей говорил на кошмарной смеси суахили и французского с добавлением английских слов, но, к удивлению Дебре, вполне понятно. Впрочем, вскоре Мишель вообще забыл, на каком языке идет их беседа, настолько невероятные вещи он услышал от колдуна.
— Я знаю, что ты ищешь приобщения к истине, но пока тебе не хватает веры, — заявил Нгамба и с невозмутимым видом принялся перечислять места, которые посетил этнограф за минувший год.
Если бы дело происходило в Европе, Дебре наверняка бы решил, что за ним все время следили. Но здесь, в африканской глуши, это исключалось. И потом, если бы даже кто-то знал маршрут экспедиции, как он мог сообщить о нем колдуну-пигмею, живущему в лесных дебрях и не поддерживающему никакой связи с внешним миром?
Видимо, сочтя, что достаточно ошеломил заезжего бвану, старик перешел к текущим делам:
