Он вдруг понял, что тот желоб, та колея не кончатся, не оборвутся ни со смертью сына, ни с его избавлением.
Толпа подалась вперед, сдвигаясь к центру. На лицах, обращенных к жертвеннику, одновременно и отупелых, и оживленных, появилось что-то восторженное, пополам с болью и мукой нетерпения. Пламя факелов, скачущее в зрачках, казалось неким внутренним, рвущимся наружу огнем. Игорю вдруг подумалось, что такой радости единения, такого искреннего, неподдельного празднества он никогда не видел да и не мог видеть в городе. «А ведь они счастливы, — мелькнула мысль — Не удивительно, что они здесь…»
Да, они счастливы. И будут еще счастливее, взяв жизнь его сына?
— Дьякон! — властно сказал кто-то, и все смолкли. — Пора.
Анатолий приподнял свой сверток на вытянутых руках и повернулся лицом к помосту. Подбородок его вскинулся, глаза полузакрылись. Он сделал несколько шагов вперед и вновь остановился. Толпа образовала полукруг, безмолвно шевелясь.
— Да святится наш союз! — крикнул тот же властный голос.
Анатолий, отчетливо, церемонно ступая, двинулся к жертвеннику. Внезапно в стороне, нарастая, поднялось неясное, но звонкое пение. На середину поляны вышел наглухо застегнутый человек, держа в руке пылающий факел.
Игорь кинулся вдоль опушки. Оглушительно, до самой Клиновой, хрустнула под ногой хворостинка. Он замер.
Анатолий достиг помоста, но не остановился тут, а прошел дальше, к опушке леса. Здесь за помостом на ровном чистом пятачке был расстелен большой белый холст.
Что он будет делать, зачем этот холст? Игорь был теперь уже почти рядом: пять—шесть шагов — и он может прыгнуть.
Анатолий остановился возле холста и медленно, как бы лениво оглянулся.
Вот оно что! Помост скрывает его от остальных. Что он хочет делать?
Внезапно Анатолий, нагнув свою комкастую голову, шагнул через холст. Секунду спустя его скрыл кустарник.
Ах ты, стервец! Значит, хочешь бежать, все-таки попытаться купить себе снисхождение? Остаться безнаказанным?.. Господи, да о чем он! Это спасение. Он хочет вызволить…
Игорь скользнул под черемуховый куст и, осторожно выбираясь с другой стороны через жесткий занавес его ветвей, увидел Анатолия в пяти шагах от себя. Плоская спина торчащего из земли валуна разделяла их.
— Анатолий! — шепотом сказал он.
Фигура в сутане вздрогнула, остановилась, поворачиваясь к нему.
Глаза у Анатолия были, точно осколки стекла. Игорь вдруг почувствовал в себе бешенство. Вот эта тварь-то, что ли, спаситель? Двое суток они сходят с ума. Двое суток этот подлец готовился убить их сына. Спаситель или просто трус? Может быть, благодарить его за то, что не убил, за то, что бросился искать помощи у своих жертв?
