Дверь мягко отворилась, на пороге появился адъютант с подносом, на котором стояло серебряное ведёрко с бутылкой шампанского, засыпанной мелким льдом.
Узнав о решении дочери перейти на новое место, Ирина Николаевна забеспокоилась.
– Не нравится мне этот господин Рейтер! Есть в нём что-то очень неправильное. – Её аристократическое лицо, с чуть сморщенной возле рта кожей, дрогнуло, открытый лоб покрылся складками. Она сидела в кресле, укрытая пледом, и беспокойно перелистывала томик Лермонтова, глядя куда-то в угол комнаты.
– Почему, мама? – спросила Мария. – Знаешь, я поначалу сама боялась его. Они все пугали меня, которые в форме СС.
– Тсс! – Ирина Николаевна приложила палец к губам, в глазах появился испуг. – Об этом не надо говорить громко.
– Ты уже заразилась здешней шпиономанией, мама. – Мария горько усмехнулась, но всё же заметно понизила голос. После революции 1917 года мать всегда чего-то опасалась. Только такой и знала её Мария. Может, Ирина Николаевна и была когда-то другой, но дочь не помнила этого. Большевистский переворот застал её маленькой девочкой, в памяти осталось лишь общее смятение, переполох, ожидание чего-то ужасного, а затем – дорога, вагон поезда…
– Здесь все друг за другом следят, дорогая, – прошептала Ирина Николаевна, глядя исподлобья. – Уж я это от надёжных людей узнала. Тут даже скандал был недавно из-за того, что Гиммлер прослушивал телефон самого Гесса. А Рудольф Гесс – второе лицо в Германии после Адольфа Гитлера… Кто бы мог подумать, что Германия превратится в такую страну! Здесь каждый находится под подозрением. А мы – тем более. Не забывай, что мы с тобой всё же из России, пусть из семьи фон Фюрстернбергов, но всё же русские. Сколько раз я замечала на себе косые взгляды. И всякие подозрительные личности ходят за мной регулярно – плащи, надвинутые на глаза шляпы. Наверняка из гестапо. Я слышала столько ужасных вещей об этом учреждении. Они ничуть не лучше большевистских чекистов. У них руки по локоть в крови.
– Мама, не сгущай краски! – строго сказала Мария, но произнесла эти слова скорее для себя, чем для матери, потому что сама испытывала порой беспокойство, высасывавшее из сердца силы, как вампир – кровь.
– Будь осторожна, дочка… Ах, зачем мы перебрались сюда! Тут всё источает страх.
– Мама, – Мария присела на корточки возле баронессы и взяла её руки в свои, – в Германии у нас всё-таки есть родственники и хорошие друзья. А теперь у меня есть хороший покровитель.
