Белый Дух | страница 42



– Не помню, чтобы ты раньше когда-нибудь не прислушивался к голосу твоих сновидений, – недовольно сказал Волчья Рубаха.

– Да, такое со мной впервые, – устало согласился Крапчатый Ястреб. – Но каждый из нас когда-нибудь может сойти с выбранной тропы.

– Когда мы сходим со своей тропы, мы погибаем…

Индейцы разбрелись по хижине, копаясь в вещах Мерля. Крапчатый Ястреб накинул на Мари ярко-красное одеяло и вывел её за руку из дома. Зайдя в загон, он остановился перед крапчатой кобылкой Джорджа Торнтона и жестом приказал Мари сесть верхом.

– Мы уезжаем? – едва слышно спросила девушка.

Дикарь внимательно всмотрелся в неё, будто удивился, услышав её голос. Его испачканная кровью рука плавно поднялась, плавно махнула кистью и почти художественно скользнула по изгибам гор, указывая куда-то вдаль. Мари с тоской окинула взглядом горные склоны, поняв, что ехать придётся далеко.

«Прощайте, мои родные! Прощайте, отец и матушка! Похоже, мне уж не удастся свидеться с вами вновь! Теперь я стала рабой краснокожих варваров».

Когда дикари излазили вдоль и поперёк жилище и взяли всё, что могло заинтересовать их, они собрались перед телом своего застреленного соплеменника.

– Прощай, Бычья Голова. – Один из индейцев достал из висевшего на поясе мешочка щепотку табаку и бросил её на залитую кровью голову мертвеца.

– Нам придётся оставить его здесь, – сказал Волчья Рубаха.

Все закивали. Кто-то бросил на землю старое зелёное одеяло, взятое в доме Мерля, и два человека неторопливо завернули в него убитого индейца. Одного одеяла оказалось мало, пришлось достать второе. Затаив дыхание, Мари следила за тем, как плотно укутанного покойника перетянули сыромятными ремнями, чтобы одеяла не упали с него. После этого туземцы подтащили мертвеца к дереву и подняли его туда, где толстые ветви образовывали горизонтальную развилку. Привязав труп к ветвям, индейцы положили на тело лук и колчан со стрелами, принадлежавшие погибшему, и подвесили на ветках несколько крохотных замшевых мешочков, содержимое коих осталось для Мари неизвестным.

Когда церемония погребения завершилась, отряд молча сел на коней и отправился в путь.

Трясина

Первый же сеанс гипноза привёл Марию Константиновну Фюрстернберг в полное замешательство. Она никогда не была сторонницей мистических учений, не читала книг Гурджиева и Блаватской, не обращалась к гадалкам и предсказателям, не вызывала духов, хотя всё это было широко распространено и модно в её окружении. И вот теперь, поддавшись уговорам Карла Рейтера, она прослушала свою сбивчивую речь, записанную на магнитную ленту во время сеанса, и испытала смятение, с каким не сталкивалась никогда прежде. Если бы не её собственный голос, то Мария приняла бы всё случившееся за розыгрыш. Однако штандартенфюрер СС не имел целью пошутить над нею.