В этот момент Филипп обернулся, и она быстро отвела глаза, испугавшись, что он застанет ее за подглядыванием. Однако все его внимание было поглощено статуэткой, которую он держал в руке, так же как внимание Мередит было только что поглощено им самим.
Его волосы были влажными, а светлые, выгоревшие пряди потемнели от пота. Очки соскользнули на самый кончик носа, и Мередит с трудом поборола желание подойти и поправить их. Словно прочитав ее мысли, Филипп сделал это сам.
Она осторожно продолжала разглядывать его. Он давно уже снял сюртук и галстук, расстегнул воротник рубашки, и с участившимся пульсом Мередит смотрела на его голую шею и открывшийся в вырезе рубашки кусочек обнаженной груди. Она заметила, как блеснула металлическая цепочка – та самая цепочка, на которой висит золотая монета, согреваемая теплом его тела.
Спереди рубашка тоже была влажной и, став прозрачной, прилипла к его груди и животу, дразня воображение Мередит. Она перевела взгляд на его мускулистые руки и вспомнила, как они обнимали ее. Потом – на сильные загорелые пальцы, которые так бережно держали сейчас древнюю статуэтку. Удивительные пальцы, кончики которых были покрыты совсем не аристократическими мозолями. Они так нежно перебирали вчера ее волосы, прикасались к губам, ласкали грудь.
Мередит посмотрела ниже – на плоский живот, потом еще ниже – туда, где ткань панталон плотно обтягивала то, что невольно и неудержимо притягивало ее.
Она с трудом отвела глаза от этого, оглядела сильные стройные ноги и, наконец, черные, покрытые пылью сапоги.
Неаккуратный, растрепанный, потный. В нем не может быть ничего привлекательного. Так почему же ее влечет к нему с такой угрожающей и непреодолимой силой? Почему ей сейчас больше всего на свете хочется подойти, снять с него эту запыленную одежду, а потом – собственноручно отмыть от грязи.
Мередит вдруг представила себе, как обнаженный Филипп сидит в ванной, а она скользкой от мыла рукой проводит по его плечам, груди, животу и... От этого нескромного видения у нее перехватило дыхание, она вздрогнула и подняла глаза. И встретилась с его пристальным взглядом.
В глубине карих глаз за стеклами очков бушевало такое пламя, что Мередит стало ясно: Филипп все понял. Конечно, он не мог разгадать ее мысли, но наверняка знал, что скромными их никак не назовешь.
– Жарко, мисс Чилтон-Гриздейл? – спросил он вкрадчиво.
Да, черт тебя возьми, и ты виноват в этом!
– Думаю, мы все одинаково страдаем от этой жары.
