Тяжело вздохнув, она прислонилась к Остину, и ей снова передались одиночество и душевная пустота, преследовавшие его. Она ясно чувствовала, что его тревожат тайны, но что это были за тайны, она не могла понять. Ей было жаль его до боли в сердце. Она должна ему помочь. Помочь снова найти себя.
И даже если ей придется заплатить своим разбитым сердцем, то пусть так и будет.
Через несколько минут они подъехали к конюшне. Остин сошел с лошади и помог спуститься Элизабет. Им навстречу выбежал Мортлин:
— Надо же! Вы не пострадали, мисс Элизабет? Розамунда только что вернулась в конюшню без вас. Испугала меня до смерти, ей-богу!
— Со мной все в порядке, Мортлин. Только немного испачкалась.
Мортлин оглядел ее:
— Немного? Да вы похожи…
Голос у него прервался, когда он взглянул на Остина. У конюха отвисла челюсть.
— Спаси нас Господи! Что случилось, ваша светлость? Ну и видок у вас!
— Мы оба себя прекрасно чувствуем. Мы свалились в озеро, вот и все.
— Вы свалились с Миста? — Мортлин такого себе не мог и представить.
— Нет.
Властным взглядом Остин заставил изумленного конюха замолчать и, не говоря больше ни слова, передал ему поводья Миста. Мортлин прекрасно знал этот взгляд: «Больше никаких вопросов!» — и поспешно захлопнул рот. Подсунув грязную руку Элизабет под свой не менее грязный локоть, Остин повел ее к дому. Она казалась непривычно тихой, и ему хотелось узнать, о чем она думает. Он же из осторожности старался не думать ни о чем — на всякий случай. Конечно же, ее разговоры о видениях были просто смешны, но она отличалась необыкновенной проницательностью.
Она повернула голову в сторону террасы:
— Господи, там Каролина! Она заметила нас и смотрит так же, как смотрел Мортлин. Скорее! Посмотрите на нее таким же ледяным взглядом, каким вы заставили замолчать Мортлина, — почти не шевеля губами, шутливо предложила Элизабет.
— К сожалению, Каролина не реагирует на мой даже самый ледяной взгляд, — прошептал Остин ей на ухо.
— Как жаль, — также шепотом ответила она.
— Да. Кажется, я вдруг оказался в окружении женщин, которые не считают меня столь уж грозным. Должно быть, моя персона больше не производит на них впечатления.
— Вовсе нет. Ваша персона… — Элизабет замолчала, и он остановился, заставив ее остановиться вместе с ним. Румянец, так украшавший ее, вспыхнул на ее щеках.
— Моя персона — что?
Она приподняла бровь:
— Вы всегда так бесстыдно напрашиваетесь на комплименты, ваша светлость?
— Только в те дни, когда уподобляюсь существу, вытащенному из озера.
