А Ваня притих, глаза потупил, и видно было, что он не совсем понимает, о чем идет речь. Может быть, он думал совсем о другом? Он ведь не от мира сего, все о добре, о Господе, о любви братской, ребеночком их занимался, хотел его крестить. Странно, что он молчит и в землю смотрит, будто стесняется.
— Шура, ты не думаешь, что лучше вам с Надей помириться? Всякое в жизни бывает, но у вас ведь доченька. Я не могу поверить, чтобы Надя тебе вредила! Она тебя так любит, вы два года прожили. Вам трудно было, а теперь у тебя работа хорошая, ты разбогател. Нужно ее простить, она, видно, чего-то не понимает. Хочешь, я с ней поговорю?
— Нет, ни в коем случае! В это дело тебе лучше не вмешиваться. Моя Мира с ней уже встречалась…
— А почему не ты? Причем здесь эта Мира? — удивился Ванечка.
— Да потому что Надька стала ее преследовать, ревновать, угрожать! Это мне все Мирочка рассказала. Она долго терпела, не хотела расстраивать меня, но в конце концов призналась. И еще… теперь у меня подозрения, что дочка вовсе не от меня. Мира узнала, по своим каналам, что Надька трахалась со всеми подряд. А я, наивный дурак, ей верил. Мне на многое раскрылись глаза в последнее время…
Ваня молчал. Он не знал, как убедить друга вернуться в семью. Он не понимал, как можно одним махом все зачеркнуть.
— Бог тебе судья, он все рассудит…
Разговор не клеился. Ваня взял удочку, забросил леску, включил «Спидолу», передавали новости по Би-би-си. Голос диктора то пропадал за заглушкой, то появлялся. Шура немного покрутил настройку, попытался подстроиться к джазу, но ничего не получалось. Он вспомнил, что совсем рядом, в Буддийском храме, был расположен центр «глушилки». Перед высокой каменной стеной, окружавшей храм, всегда прогуливались вооруженные солдаты, а в небольшие просветы сквозь деревья можно было разглядеть антенны и провода, паутиной подымавшиеся на крышу. Обо всем этом Шура не догадывался, если бы не отец Миры. Он многое знал, а в последнее время стал с Шурой откровенничать о политике.
