Дед знал, кто бы их мог помирить, – Юрко, если бы
вдруг вернулся. Сыновей Куров уже давно перестал ждать,
поскольку те, считай, вросли в сахалинскую землю, словно
старые, смолевые пни. А внука ждал. И Сова ждала, видно,
тоже тайно надеялась – помирит. Горилки вон сколь нагнала,
наверное, к свадьбе, и такой крепкой – чистый спирт. Дед
сквозь землю почуял, подкоп сделал под старухину половину
и всего бутыль упер – в отместку за похищенные гранаты –
и попивает себе, до сих пор еще есть. А бабка даже не дога‑
дывается
Когда солнце опустилось за дальний лес и на увал легла тень, дед осторожно стал подниматься наверх, попутно изучая следы. Моховой покров казался цельным, особенно внизу, но выше, и на нем было не разобрать следов, ибо когда‑то разбитый снарядами склон был обезображен воронками, выброшенной взрывами землей, на которой теперь росла короткая щеточка кукушкиного льна, – наступишь, а он тут же распрямляется. Куров поднялся на гребень, прикрываясь сосенками, удалился в лес, так чтобы оставить обзор пошире, забрался на кучу брошенного вершинника и там затаился.
