Юлий подошел к другу, положил руку ему на плечо.
— Материя, как мы знаем, — неуничтожимое и бесконечное Нечто, она может существовать, лишь постоянно проявляясь в каких-то формах и сущностях, иначе ее нет. Так вот — Жизнь и Разум такие же непременные атрибуты материи, как ее реальность, движение, протяженность…
— Что же из этого следует? — скептически спросил Липатов.
— А то следует, что разум — в любых его проявлениях — так же вечен и — главное — непременен, как Вселенная, ибо разум — та же материя, правда в одном из ее очень сложных проявлений.
— Постой, Ю, ты полагаешь?…
— Я хочу сказать, что Жизнь, цивилизации, Разум, наконец, Человек (не на Земле, так где-то на миллионах миров) были всегда, вечно! Даже более того: однажды случившееся в бесконечной Вселенной должно с необходимостью повториться еще и еще — бесчисленное количество раз! Значит, в каких-то очень сходных с нами, теперешними, вариантах были, есть и будут всегда — ты, я, Стахов, Эйнштейн, Шекспир…
— Ну, ото уж слишком… того… — махнул рукой Липатов.
— Нет, не того! И если эти сложные проявления материи (я имею в виду хотя бы цивилизации) исчезали в одной — пусть колоссальной — области Вселенной, они продолжали и продолжают существовать в бесчисленном множестве других метагалактик, сверхметагалактик, где условия для их развития подходящи…
* * *
— Женский пол я вообще не допускал бы на «Стройсолнце», Ю, — хмуро пробормотал как-то Липатов, провожая неприязненным взглядом стайку девчат, бегущих в гимнастический зал. Друзья сидели в Салоне питания, на защищенной невидимым куполом оранжерейной террасе «Дворца», в двух шагах от космической бездны.
— Даже если это любовь? — улыбнулся Странников.
— Любовь? Здесь, на высоте? Ю, ты меня изумляешь!
— Если б ты видел, какие глаза были у Лины, когда она только что посмотрела на твой равнодушный затылок.
— Ю, ни слова более! — быстро сказал Липатов. — Знай; я проглотил твой намек лишь потому, что ты мне друг.
— Неужели скоро и на Плутоне настанет весна?… Первая за всю его миллиардолетнюю историю? — переменил тему Юлий. — Побегут странные ручьи и реки, засверкают облака в небе, которого никогда не было?
— Ты спрашиваешь, зажжем ли мы солнце? — уточнил Липатов, задумчиво расправляясь со второй порцией бифштекса. — Разве возникли сомнения? За дело взялась наука, Ю! Что может устоять перед ней?
— Когда через много лет мы вернемся сюда из полета, тут будет уже совсем как на Земле, — мечтал Юлий.
