После пересечения границы мы почувствовали некоторое облегчение. Неразговорчивый парень, сотрудник посольства, оказался одним из людей Веретенина в Вашингтоне, капитаном КГБ. Безапелляционным тоном он приказал мне выйти из машины, найти себе скромное жилище и сидеть тихо, а через неделю вернуться в Тель-Авив.
* * *
…Через десять дней в тель-авивской явочной квартире я сидел напротив Рафи. Мне показалось, что привычно ровное настроение его покинуло, да и вещи, о которых он говорил, оказались не очень-то приятными.
– Веретенин догадался, что утечка информации шла от тебя. После возврата его сотрудников в Вашингтон, где было проведено служебное расследование, решили допросить резидента ГРУ в Вашингтоне, которого сотрудники КГБ просто похитили. Обе организации конкурируют – это известно, и часто соперничают одна с другой не хуже, чем с американцами. Но бедняге, понявшему, кто его взял после всего, что он перенес на допросах, даже перед смертью сказать было нечего. Единственным каналом утечки мог быть только ты. Тщательно, буквально по минутам, проверив расписание операции, аналитики КГБ нашли в нем несколько «дыр», когда у тебя, мой друг, была возможность выйти на связь, и я думаю, что они знают, кому ты позвонил. Приказ о твоей ликвидации уже отдан. Причем это полбеды, за тобой теперь охотится не только КГБ, но и ЦРУ. Та м тебя тоже приговорили к высшей мере. Поэтому вот тебе твои новые документы и билеты в Буэнос-Айрес. Лети туда. Отсидись две-три недели и позвони по этому телефону. Это клиника в Цюрихе. Доктор Харбер – пластический хирург, мы периодически работаем с ним. Он поменяет тебе лицо. Держи деньги, – Рафи протянул мне толстый конверт. – Плати за все только наличными. Оклемаешься после операции где-нибудь в Европе. И никаких звонков никому! Я организую твое исчезновение. Если понадобится что-то, вот номер телефона. Отвечать буду я, и только по четвергам, с 18:00 до 22:00 по тель-авивскому времени. А сейчас – вперед! И чтобы духу твоего здесь не было!
Спрашивать, откуда у Рафи данные из ведомства Веретенина, я не стал. На этот раз осложнения были слишком серьезными. Я забрал свои новые документы и деньги и вышел на улицу. Чутье подсказывало, что для меня наступали смутные времена.
