Завтрак окончен. Пощелкав блестящими ножницами, Почтмейстер берет первый конверт. Силуэт дилижанса с четверкой лошадей. Адрес: «В прошлое» написан по-английски. Но Почтмейстер знает все языки мира, древние и новейшие, мертвые и живые. Он бегло читает клинопись, без словаря разбирается в эсперанто. «В прошлое?…» Гм… Нет, это письмо, - чувствую, - может чуть-чуть подождать. А вот это… Адрес: «В будущее». Почтмейстер осторожно разворачивает свиток бересты. Какой он хрупкий, чуть сожми - и рассыплется в прах. Осторожно, осторожно… Так, так, так! Едва заметные царапины на бересте, старославянские буквы. Так, так, так! «Я, раб божий Олекса, - шевеля губами, переводит Почтмейстер, - посылаю сию берестяную весть сыну своему Ондрею, чтоб прочел ее, когда исполнится ему пятнадцать лет. А коли не сможет прочесть, коли темным вырастет - стыд и срам. Стыдно мне будет, отцу его. Помни, сын, завет отцовский. Знай грамоте!»
«Вот она, необратимая тяга к свету, - качает белой головой Почтмейстер, - что было бы с родом славянским, не выполни Ондрей завета? А он, судя по всему, выполнил. Бересту эту Ондрею вручу в собственные руки, пусть вслух прочтет, приятно будет послушать», - решает Петухов. «Ну, что там у нас дальше?» - он берется за металлический цилиндр, но в этот момент вниманием его полностью овладевает телевизор. Что-то весьма интересное возникло на экране, кажется имеющее непосредственное отношение к его работе. А вот и диктор на первом плане появился. Почтмейстер торопливо повертел колесиком, усиливая звук.
«Огромное пространство Певческого поля, - сыплет скороговоркой диктор, - заполнено десятками тысяч людей. Здесь и пожилые, и юноши, и дети. Они будут петь. От всей, как говорится, души, от всего сердца затянут они все вместе песню, которая как бы адресована в прошлое…»
«Понятно, - кивает головой Почтмейстер, - в прошлое. Но почему же «как бы»? Ох уж эти мне дикторы, эти репортеры!…» - а сам торопливо достает с полки небольшой служебный магнитофон. «Начали, поют!» Будто усиливающийся с каждым мгновением рокот океанского прибоя, зазвучали голоса тысяч и тысяч людей.
Пусть в день минувший, где земля в огне горит,
Вот эта песня через время долетит…
Подавив вздох, старый Петухов кивает лохматой головой. «И никаких таких «как бы», - думает он, следя за движением магнитофонной пленки, - именно туда, в сорок первый…»
Тогда солдат за миг до смерти, может быть,
Узнать успеет, что он вечно будет жить…
