Я вовсе не хочу, чтобы создалось впечатление, что Кэртни Джеймс для всех был только обузой. У него были и хорошие черты. Он быстро отходил и на следующий день после очередной ссоры бывал весел как обычно. Во всяком случае, когда он был в хорошем настроении, он вносил свою лепту в общий труд по лагерю.
В этом лагере мы пробыли еще два дня. Мы видели крокодила, правда небольшого, и множество завроподов - иногда по пять сразу, - но утконосые динозавры больше не появлялись. Не видно было и гигантского пятидесятифутового крокодила.
Первого мая мы свернули лагерь и двинулись на север, к Джанпурским Холмам. Мои сахибы все более ожесточались и выражали нетерпение. Мы пробыли в меловом периоде уже неделю - и никаких трофеев.
Не буду подробно рассказывать об этом переходе. Никакого крупного зверя. Только горгозавр, которого не достать было пулей, промелькнул мимо нас вдалеке, да еще наткнулись на следы огромного игуанодона. Новый лагерь мы раскинули у подножия холмов.
Мы доели «крепкоголового» динозавра, так что первой нашей заботой было добыть свежего мяса. Не забывая, конечно, о трофеях. На утро третьего дня мы собрались на охоту.
Я сказал Джеймсу:
– Послушайте, старина, хватит ваших штучек! Ждите, пока Раджа не подаст знак, что можно стрелять.
– Ладно, вас понял, - сказал он, кроткий, как Моисей. Ни за что на свете не решился бы я предсказать, как поступит этот парень в том или ином случае.
Мы искали «крепкоголового» динозавра, но не отказались бы и от орнитомима. Не исключено было, что и Холтзингеру повезет подстрелить цератопса. Поднимаясь в горы, мы видели двоих, но то были детеныши, без хороших рогов.
Было жарко и душно, и вскоре мы были загнаны и взмылены, как лошади. Все утро мы то продирались сквозь кустарник, то карабкались по невысоким горам, когда вдруг мне почудился трупный запах. Я остановил партию и потянул носом воздух. Мы находились на открытой прогалине, образованной высохшими руслами маленьких речек. Эти высохшие русла вели к двум глубоким узким ущельям, густо заросшим кустарником, саговником и панданусами. Прислушавшись, я уловил жужжание трупных мух.
– Сюда! - сказал я. - Здесь какая-то падаль. А! Вот и она! И в самом деле, останки огромного цератопса лежали в небольшой ложбинке на опушке рощицы. Наверное, живой он весил от шести до восьми тонн. Трехрогая разновидность - может быть, предпоследний вид трицератопса. Трудно было это определить, так как большая часть шкуры с верхней части трупа была содрана, а вокруг валялось множество обглоданных костей.
