На суше и на море. Выпуск 5 (1964 г.) | страница 28
Все это было дико и непонятно. Первое время он ругался и требовал. Потом просил. Потом замолчал. Но внутри осталась какая-то точка, словно сконцентрировавшая в себе события последних дней, недель, месяцев, - черт его знает, сколько времени прошло с тех пор, как мир замкнулся в каменную коробку! Она непрерывно дрожала, эта точка, она походила на сжатую до отказа пружину, готовую каждую секунду с визгом развернуться. И еще осталось хмурое любопытство: что же дальше?
Он отвечал на вопросы человека с малиновыми петлицами, сидя под режущим светом трехсотсвечовой лампы. Вопросов было много - дружелюбные, вкрадчивые, подсказывающие ответ, откровенно грубые. Они вились, словно туча злых весенних москитов, и жалили, жалили, жалили…
Он отвечал обдуманно и детально. Иногда не отвечал. Это было не упрямство, это была расчетливая, холодная ярость. Он жгуче ненавидел в тот момент, сам не зная кого: следователя, товарищей, жену ли. Впрочем, о ней он не вспоминал - санкция прокурора явилась той последней соломинкой, которая ломает спину верблюда. Он вычеркнул ее из своей жизни. Она превратилась в абстракцию, имеющую название, но не имеющую форм. Она стала такой же далекой и ненужной, как та фиолетовая туманность в «мече» Ориона, которая так нравилась ей бунтующим взрывом материи. Она…
– Хватит! - горько сказал Игорь Петрович и перевернулся вниз лицом.- Хватит! К черту!…
Начиналось такое, о чем лучше было не вспоминать.
Мергенов проснулся с неприятным ощущением, что на него кто-то смотрит.
Был серый час между ночью и утром. Бледнели звезды, тянуло зябким холодком рассвета. На фоне белесого неба ясно вырисовывался силуэт гигантской овцы.
Это была до ужаса несуразная овца. Толстая, неуклюжая, она присела, по-собачьи, на задние ноги и медленно двигала выдававшейся вперед зубастой нижней челюстью. По ее гладкой - без шерсти - коже, усыпанной жабьими бородавками, время от времени прокатывались судорожные волны.
Мергенов видел животное очень ясно. Ему даже казалось, что он слышит тяжелое дыхание этого монстра и ощущает исходящий от него затхлый запах. Вот овца неуклюже подняла переднюю ногу, искривленную, словно вывернутую из плечевого сустава, потерла морду. И Мергенову бросились в глаза три широко расставленных пальца, заканчивающиеся острыми копытцами.
– Игорь Петрович! - сиплым шепотом позвал Мергенов, не отрывая взгляда от диковинной овцы и пытаясь онемевшей рукой нащупать ружье.
