А в это время рассвет рождал новый день, ждать больше не имело смысла, и Ибрахим-бей, выразив Исмаилу свое сочувствие, добавил:
— Мне пора, человек я военный и обязан подчиниться приказу.
— Ты убил мою дочь и сейчас хочешь устраниться? — рассвирепел Исмаил. — И это называется единоверец! Да ты хуже любого гяура!
— Ну хватит. Я должен выступить со своими людьми! — Ибрахим-бей направился к лестнице.
— Объяви всем, — приказал Исмаил своему племяннику Сулейману, — чтобы ни единого турка не выпустили отсюда. Да пусть еще и разоружат их!
— Будет исполнено! — с горячностью отозвался бывший царский офицер.
— А этого мерзавца арестовать! — добавил Исмаил. — Голова у него не с того конца подрублена, надо подправить дело!
Ибрахим-бей и его лекарь, не оглядываясь, ускорили шаг. Они спешили присоединиться к своим аскерам, которые уже свернули палатки, навьючили лошадей и ждали распоряжений.
Сулейман нагнал их и подчеркнуто вежливо попросил сдать оружие. Ибрахим-бей показал бы этому царскому офицерику, как турки сдают оружие, но трезвый рассудок подсказал ему, что в данных обстоятельствах лучше уступить. Эх, если бы он подоспел к своим бойцам и они были бы уже на конях, Ибрахим-бей знал бы, что ему делать! Но он опоздал… Не предугадал, что этот негодяй Исмаил может такое выкинуть.
— По какому это праву? — попробовал было воспротивиться Ибрахим-бей. — Оружие дано мне моей страной, и посланы мы сюда для борьбы с иноверцами, в ваших же интересах. Если вам не по пути с нами в этой священной войне, мы вас не насилуем, но не мешайте нам сложить свои головы в правом бою сегодня…
— Сдать оружие! — словно бы не слыша его, повторил Сулейман и, расстегнув кобуру из блестящей желтой кожи, достал наган, велел объявить тревогу, поднять всех талгинцев и снова обратился к турку: — Заруби себе на носу: ни один турецкий солдат не покинет хутора без особого на то распоряжения Исмаила…
— Вы с ума сошли с вашим Исмаилом! Еще ответите за самочинство перед Горским правительством. Даром вам это не пройдет! Вы… вы нарушили приказ!.. — скрежетал зубами Ибрахим-бей, вынужденный подчиниться слепой воле вчерашнего своего «кунака», безмозглого «правителя» вонючей долины Талги.
Он сдал оружие, и лекарь сдал свой пистолет, после чего Сулейман отвел их обратно в дом и запер в ту комнату на нижнем этаже, где накануне держали Муумину. Затем Сулейман рьяно взялся разоружать турецких аскеров, хотя понимал, что это уже совершится не столь безболезненно. Но он надеялся на силу и численное превосходство своих людей.
