Высказав все, что он думал о своих нукерах, Исмаил несколько поостыл и даже снизошел до того, что прислушался к совету Аждара и согласился дать ему два десятка овец, с тем что Аждар пойдет с ними в Куймур и попытается во что бы то ни стало раздобыть злополучный коран.
Мирза с Аждаром ушли. Исмаил с Ибрахим-беем отправились на площадь, где, как доложил офицер-племянник, их уже ждал построенный для смотра отряд. Уходя, Исмаил строго предупредил часовых, чтобы глаз не спускали с пленника.
— А кто он такой? — заинтересовался Ибрахим-бей.
— Дьявол, причинивший мне немало бед. И всем шамхалам да и князьям тоже.
— Большевик?
— До мозга костей!
— А почему же ты обошелся с ним, как добрый хозяин, даже к завтраку пригласил!
— Хороший кот, поймав мышь, съедает ее не раньше, чем вдоволь наиграется с ней! Хи-хи-хи…
— А ты, кунак, молодец! — Ибрахим-бей похлопал его по плечу.
На площади выстроилось около полутора сотен голытьбы — кто на конях, кто пеший… И вооружены они были по-разному: у одних в руках обрезы боевой винтовки с приделанными пистолетными ручками, у иных кремневые ружья времен Шамиля, берданки, сабли, кинжалы… Посмотрел Ибрахим-бей на этот сброд, покачал головой и улыбнулся, ударив плетью о голенище сапога со шпорами.
— Гм, да!
— На вид их не смотри, кунак, — довольно причмокнул Исмаил, поправляя на животе ремень с медной пряжкой и любуясь отчеканенным на ней царским орлом. — Драться будут до последнего зуба.
— Большинство же из них без коней.
— Кони будут… я уже отослал своих людей, пригнали табун с дальних пастбищ.
— А стрелять-то они умеют?
— Эй ты, гидатлинец Мухамед, — подозвал Исмаил одного из всадников. Это был горец с бородой, похожей на железный наконечник сохи, на голове у него красовалась папаха — так называемая сах-капа, похожая на стог сена. — Наш уважаемый гость сомневается, умеете ли вы стрелять. Что ты скажешь, умеете?
Гидатлинец вскинул голову…
— Чей ты боец? — спросил его Ибрахим-бей.
— Исмаила.
— Чей у тебя конь?
— Исмаила.
— Чье оружие?
— Нашего уважаемого Исмаила…
Гидатлинцы умеют шутить, умеют они быть серьезными, умеют и рассеивать сомнения. Мухамед — человек особенный даже среди гидатлинцев. Случилось как-то с ним происшествие, после которого его прозвали «Ни вот столечко». А было это вот как: сидел он с одним сирагинцем у костра и смеялся чему-то своему. Сирагинцу это не понравилось, показалось, что гидатлинец смеется над ним.
— Чего ты надо мной смеешься?
— Да разве я над тобой? — и гидатлинец закатился еще пуще.
