Ноги заныли, Саид растянулся на желтой траве, широко раскинул руки и уставился в облачную высь.
Небо, как оно притягивает взгляд человека, как ласкает своей безбрежной голубизной. Только сейчас Саид Хелли-Пенжи глядел в него и ничего не видел. Он задумался. «Сколько раз приходилось мне умирать и спасаться, не брезгуя ни позором, ни унижением. Жизнь стоит борьбы. И почему эти люди не могут меня понять? — удивлялся Саид. — Они ищут добро. Я тоже. Только я ищу его для себя».
И не мог он уразуметь, что добро, которое ищет и находит он, обычно уже принадлежит кому-то, не ему.
Подошел конь, влажной мордой он прикоснулся к лицу хозяина, словно говоря: вставай, и нам пора в путь!
…Добро! И невдомек Саиду Хелли-Пенжи, что так, само по себе оно, это добро, не существует. Что все на земле рождено трудом и все кому-то уже принадлежит, а он, Саид, хочет просто отнять его у тех, кому оно принадлежит по праву. Потому ему и не везет. Но Саид Хелли-Пенжи этого не осознает, и кажется ему, что все вокруг несправедливо его ненавидят. Оттого и друга верного у него тоже нет.
Чудо, совершенное дьяволом
В тот страшный день, когда Аждар ударил слепого Ливинда и несчастный старик потерял сознание, Ника-Шапи не поспешил ему на помощь. Едва разбойники ушли, он, даже не посмотрев, что с бедным слепцом, кинулся в комнату искать книгу с медной застежкой. Ника-Шапи был уверен, что Ливинд прятал ее в доме. Но поиски были напрасны. Остервенелый Ника-Шапи перевернул все вверх дном, изорвал подушки, матрацы, и тщетно.
А между тем слепой Ливинд постепенно пришел в себя, сознание медленно вернулось к нему. Старик открыл отяжелевшие веки, словно бы хотел напоследок взглянуть на мир, и… о чудо! Открыл глаза и тут же закрыл их от страха… Сильнее заколотилось сердце в груди, готовое вырваться сквозь ребра… «Нет! Не может быть!..» На лице у Ливинда отразились боль и страдание, смешанные с робкой радостью. Он еще раз медленно приоткрыл веки. Да, это правда! Он видит мир! Но каким? Совсем не таким, как представлялось целую жизнь. В воображении слепца все было окрашено в серые тона, а на самом деле сколько света! Даже больно смотреть. Названия цветов для Ливинда всегда оставались только названиями. И сейчас он пока не знал, как распознать их в многоцветье, но то, что все это изумительно, Ливинд уже понимал.
— Люди, я вижу! — закричал он.
Нет, не он, а кто-то другой из глубины его души в невольном восторге все повторял:
