Сергея посадили на восемь лет. Перед тем как отправиться по этапу, он встретился с Леной и приказал ей его забыть, потому что он ее никогда не любил и считает нужным сказать ей об этом именно сейчас, чтобы она не разыгрывала из себя жену декабриста (так и сказал – «чтоб не разыгрывала»), а устраивала свою жизнь без него…
После этого Лена серьезно заболела и провалялась в больнице чуть ли не год – врачи не знали, от чего ее лечить, потому что у нее обнаружилась дисфункция всех жизненно важных органов. Когда же ее все-таки выписали, в дом матери она не вернулась. Она не желала ее больше видеть – и не видела целых 20 лет…
Елена схватила с лавки пригоршню снега, слепила комок и провела им по лицу. Надо успокоиться! И постараться все забыть – с прошлым ее больше ничего не связывает! Мать умерла, Сергей, быть может, тоже. Ведь ему сейчас должно быть семьдесят, а в нашей стране, как известно, мужики долго не жи…
Мысль оборвалась. Дыхание перехватило. Перед глазами поплыли черные круги. Но даже сквозь них она видела… Нет, нет, это не он… не может быть… просто похож…
– Сережа! – выдохнула Лена и сползла на припорошенную снегом землю.
Ее Сережа! Вот он, в каких-то десяти метрах от нее! Живой!
Он идет по параллельной дорожке, направляясь к разрытой могиле. Он ничуть не изменился, такой же стройный и высокий, такой же седовласый и так же не любит головные уборы. Старость его нисколько не изуродовала, напротив, сделала еще более привлекательным.
Сергей не заметил ее, он не смотрел по сторонам, и Лена была благодарна за это Богу, потому что меньше всего она хотела бы сейчас встретиться с ним глазами. Она понимала, что как только она заглянет в эти любимые, чуть близорукие глаза, она плюнет на все: на мужа, на партию, на Думу, на своих избирателей и даже на любимую собаку Дулю, и пойдет за Сергеем хоть на край света.
Анна
Аня тихонько всхлипывала, утирая влажное лицо варежкой (о приготовленном заранее платке она даже не вспомнила). Ей было горько оттого, что ни один из присутствующих на похоронах не оплакивал бабусю вместе с ней. Всем было наплевать на то, что Элеонора Георгиевна умерла. Всем, даже ее сыну, который со скучающим видом разглядывал привезенный им траурный венок. Не говоря уже о старой мымре Голицыной, томно прикладывающей пожелтевший от времени батистовый платочек к совершенно сухим глазам. Молодого же мужчину в щеголеватом пальто она в расчет не брала, он тут был явно человеком посторонним – Аня решила, что он секретарь Эдуарда Петровича, потому что стоял немного в отдалении и вид имел крайне озабоченный.
