«Ага, люди… Оборотни в погонах», – вспомнила она выражение, давно ставшее в народе крылатым. А вслух сказала, пробивая этих гадов на жалость:
– У меня только двадцать рублей. И то – обратно надо ехать.
– Ну, тогда выбирай… Мобилу нам даришь… Либо… услуги орального характера, – хихикнул в своей противной манере усатый.
– Ствол, естественно, мы у тебя конфискуем. Но делу ход не даем. Ты поняла? – добавил от себя сержант.
– Поняла, – пролепетала Рина.
– Вот и чудненько. Тогда свободна. Вали отсюда, пока мы не передумали.
Уже выходя из кабинета, Рина уловила, как толстый сказал сержанту: «Антоныч, сегодня твоя очередь прогуляться на скупку».
Рина пулей вылетела из отдела. Вся в слезах, от издевательств и оскорблений. Тошно было думать об этом. Она, сломя голову, помчалась по улице, не давая себе отчета в том, куда бежит. Праздника ей хотелось – вот он, праздник. Получила по полной программе. Так ее никогда еще не опускали. И все из-за отца. Сволочь, наркоман пустоголовый, отправил дочь на позорище. Расскажу, а ему что за печаль? Он даже и не покраснеет, сочувствия от него не дождешься. Скорее всего и не поймет толком, в каком дерьме она оказалась. Изноется, изойдет соплями, почему без ЭТОГО приехала. Пошел он!.. Какой это отец!..
Ну, и что теперь? Праздник не состоялся. Неприветливо в этот раз встретила Рину Москва, любимая Москва, город ее мечты. Ноги сами собой, на автопилоте, вынесли Рину к Курскому вокзалу. Менты, крохоборы, последнюю двадцатку забрали. Чтоб вы подавились этой несчастной двадцаткой! Положим, в электричке можно и без билета проехать, дело привычное. Только не тянуло ее домой. Совершенно не хотелось домой. Ничего там хорошего не будет. Одиночество по душе размазывать? А здесь кому она нужна? Чужая она здесь. Впервые Рина с такой невыносимой остротой почувствовала, что в этом городе она никому не нужный чужой человек. Она было уже понемногу успокаивалась, но после своих безотрадных размышлений ей так жалко стало себя, что Рина опять разревелась. Сидит на парапете возле перехода и ревет.
Неподалеку бухали какие-то пацаны. Внизу, в переходе, кто-то пел под гитару песню Ромы Зверя. И никому до нее нет никакого дела. Ну и пусть. Ей тоже нет дела ни до кого. Она плакала и слушала песню. Как нарочно, под ее настроение, когда хочется реветь.
Напитки покрепче,
Слова покороче.
Так проще, так легче
Стираются ночи…
Из тяжелых мыслей ее выдернул парнишка:
– Ты… это…
– Чего?
