Как-то вечером Вера возвращалась из института вымотанная до предела. У нее с утра кружилась голова, во рту был противный, металлический привкус. Она шла и мрачно думала о необходимости общаться с Митей, сидеть с ним за одним столом, пить чай, улыбаться, в то время, как ей хотелось одного – плюхнуться в постель, накрыться одеялом и спать, спать, часов десять кряду, а то и больше.
Однако дома ее ждал сюрприз. Квартира оказалась пуста. Вера зажгла свет, повесила пальто в прихожей, вымыла руки и прошла в кухню. Ужин стоял в холодильнике нетронутый, на столе лежала записка: «Буду поздно, в институте сегодня банкет».
Вера рассеянно повертела бумажку в руке и уселась на табурет. Посидела минут пять, затем, поколебавшись, подвинула к себе телефон. Набрала Маринкин номер. Ей ответил чужой женский голос: «Марины нет. Что ей передать?»
«Она на работе?» – спросила Вера, понимая, что ведет себя глупо.
«Какая работа в такое время?» – недоуменно произнесла женщина.
Вера повесила трубку.
Итак, они вместе, Митя и Маринка. Конечно, вместе, тут и двух мнений быть не может. Что ж, она сама виновата: какой мужик выдержит такое наплевательское отношение?
Ей вдруг сделалось дурно, к горлу подкатил вязкий комок, низ живота сжал острый, болезненный спазм. Вера с трудом налила себе воды, выпила и проковыляла в спальню. Легла, взяла в руки мобильник.
Написать, что ли, Рустаму? Сколько можно? Он снова не ответит. Она не нужна ему, и нечего тешить себя иллюзиями. Господи, как же ей хреново! Может, стоит вызвать «неотложку»? Вдруг это что-то серьезное – приступ холецистита или какая-нибудь киста? Где же Митя, черт его побрал? Развлекается с Маринкой, а жена тут загибается одна-одинешенька.
Вера набрала номер мужа. Аппарат оказался выключен.
«Скотина!» – в сердцах проговорила она. Ей стало по-настоящему страшно. Боль внизу живота все усиливалась и была уже невыносимой. Кроме того, ощутимо прихватывало сердце.
Вера закусила губы, чтобы не разрыдаться, и тут сотовый ожил.
– Верка, чем занимаешься?
Она лежала, сжимая в руке телефон, и блаженно улыбалась. По лицу ее текли слезы. Динара! Значит, есть в этом мире у нее хоть одна близкая душа. Как она почувствовала, что ей нужна помощь?
– Динар, мне очень плохо. Очень.
– А что с тобой? – в голосе Динары не было слышно ни капли волнения, и, удивительно, на Веру это хладнокровие подействовало положительно. Сердце, во всяком случае, слегка отпустило.
– Не знаю, – проговорила она жалобно. – Пришла домой, и слегла. Живот болит, тошнит.
