– Как? – не понял Корневич.
– «Пусть придет охраняющий меня и мешающий мне печалиться, и пусть я не смогу его ни любить, ни убить. Пусть он возьмет себе мое дыхание и поможет прятаться».
– Где клише?
– «И пусть он будет самым смелым и самым красивым, и пусть живет вечно или до тех пор, пока не появится тот, кто меня найдет».
– Где клише?!!
– Вы – ангел смерти.
На крик Корневича прибежал из кухни Хрустов и заявил, что если только майор хоть пальцем тронет женщину, то он за себя не отвечает.
– А что так? – кричит Корневич. – Ты тоже ангел?
– Нет, – сказала Вера, – он не ангел. Прекратите орать. И не вздумайте сморкаться на ковер. Меня сразу стошнит. Беременные женщины очень капризны на этот счет. Кофе, пожалуйста, если можно. Я слышу, как он пахнет, – Вера села и приладила подушку под спиной.
Хрустов побледнел. Он пожелал немедленно узнать, точно ли Вера беременна.
– Да, но ты тут ни при чем. Я беременна Сусанной. Я ее рожу через девять месяцев.
– Давно это у нее? – поинтересовался Корневич и покрутил пальцем возле головы. – Где, кстати, эта самая Сусанна? И где ребенок, который запустил мне в голову статуэткой?
Хрустов побледнел еще больше.
– Ты видел, как ребенок запустил в тебя статуэтку? – спросил он шепотом.
– Это была Су, – заявила Вера, – она уменьшилась, стала ребенком. Можете посмотреть фотографии, мы пришли сюда за ними. Зачем разодрали альбом?
Корневич оттащил Хрустова в кухню и спросил, имеет ли тот какое-нибудь отношение к беременности повредившейся рассудком Веры Царевой?
– Кофе! – кричала Вера из комнаты. Хрустов доставал чашку, его руки тряслись.
– Я могу иметь какое-то, как ты сказал, отношение к ее беременности, но дело в том, что на орудии убийства… твоего убийства, на статуэтке обнаружены отчетливые свежие отпечатки маленьких пальцев. Это отпечатки Сусанны Ли!
– Ну и что, это же ее чукча!
– Вера говорит, что в тебя запустила статуэтку Сусанна, я думал, она заговаривается, но ты это подтверждаешь!
– Это была маленькая девочка, она бросила в меня чугунку. Ну и что? Я не говорю, что Вера меня убила, я говорю, что она спятила!
– Кофе, бумагу и ручку! – кричала из комнаты Вера.
Корневич принес тетрадь в клеточку, а Хрустов кофе.
– Хотите что-нибудь написать? – протянул Корневич ручку.
– Нет, это вы пишите. Садитесь и пишите. Сели?
Корневич от неожиданности быстро сел за стол. Он проследил взгляд Веры и посмотрел на пол, где темнело пятно от второпях вытертой Хрустовым крови.
