Детство Ольги протекало по типичному сценарию, написанному для всех семей, для которых и в будни, и в праздники есть один гость – бутылка. Вернее будет заметить, что пил только отец. Мать же не брала в рот и капли. Но разве это имело значение, когда поддатый папенька вливал в себя столько, сколько обычной семье хватит для того, чтобы встретить и проводить друзей. Впрочем, эти подсчеты Крапивина-старшего интересовали мало. Он именовал себя гордо – кормилец семьи, и поэтому считал, что имеет право тратить на водку столько, сколько пожелает. Он давно уже не обращал внимания на то, что все его трудовые гроши уходят в водочный магазин, а живут они, еле-еле сводя концы с концами, проедая зарплату жены. Та безропотно мыла полы в подъездах, стирала и готовила нехитрую еду, убирала блевотину, ходила в магазин – в общем, выполняла всю «легкую» женскую работу.
Еще будучи ребенком, Ольга, как зверек, забивалась под стол, едва заслышав тяжелые шаги отца на лестнице. Он долго возился у двери, пытаясь попасть ключом в замочную скважину, а потом бил ногой в дверь и орал на весь подъезд так, что у бедного ребенка кровь стыла в жилах. Ольга не возражала бы, чтобы ее отец в один прекрасный вечер вообще не вернулся домой, замерзнув в снегу, как дядя Паша из соседнего подъезда. Но мать и в пургу, и в дождь шла на улицу – разыскивать непутевого родителя. Она вытаскивала его из канав и подворотен, тащила на своем горбу, преодолевая ступени в подъезде, разувала и раздевала, укладывая его в постель, а утром бежала в магазин «за лекарством». Тем не менее супруг не был доволен ей. Все она делала не так, медленно и плохо, да и вообще, на его взгляд, она была дура.
– Ма! – спрашивала дочь. – Почему ты не бросишь его?
– Как же можно, это ж твой отец! – дивилась женщина.
– Не нужен мне такой отец, да и тебе он не нужен тоже.
– Мала ты еще! – отмахивалась мать. – Не знаешь, как на свете тяжело прожить без мужчины.
Детский ум пытался, как мог, отыскать рациональное звено в словах матери, но это никак не удавалось. Как ни верти, отец по-любому оказывался обузой. На одну только стеклопосуду, остающуюся после его обильных возлияний, можно было бы собрать девочку в школу. Чтобы и форма была, как у других детей, и ранец с рисунком, и красивый пенал, и вторая обувь… Но мать сдавала бутылки и возвращала деньги отцу, и они шли во вторичный оборот. А школьное платье переделывалось из материнского тряпья. Ранец оставался тем же, что и в первом классе, когда сердобольные соседи одолжили им старую сумку своего выросшего сына. Что такое пенал, девочка вообще узнала, увидев в школе у детей красивые коробочки с письменными принадлежностями. Так и жили…
