Крениной стоило немалых сил находиться в зале среди людей, которые едва терпели ее. Ведь в их глазах она была не просто лгуньей, а виртуозной притворщицей, бессовестно манипулирующей искренними человеческими чувствами. С самого начала она без особого труда перетянула на свою сторону большинство присяжных, заставив их сочувствовать и переживать. Как выяснилось позже, ее страдания оказались лишь театральным трюком, при помощи которого она собиралась оболванить зрителей. Этого они ей простить не могли…
Время прений подошло незаметно.
Прокурор, выступая с заключительной речью, был многословен и красноречив, но в его громком голосе, без труда покрывающем огромную площадь судебного зала, слышалось отчаяние. Он ловил ускользающую из его рук удачу так, как это делает утопающий, манипулируя соломинкой и ожидая, что она вдруг превратится в прочный канат. Немиров еще верил в победу, со страхом ожидая выступления своего процессуального оппонента Лещинского.
– Уважаемые господа присяжные! – начал защитник свою речь и по обыкновению подошел к ним ближе, оставив на столе все свои записи. Он не нуждался в шпаргалке. – Вас наверняка удивило то, что в первой части нашего судебного следствия не произошло поединка.
По глазам присяжных он видел, что они ждут продолжения.
– Я внимательно изучал то, что обвинение сможет представить в оправдание своей нелепой позиции. Теперь я понял, что никакого дела у прокурора попросту нет. Оно лопнуло, как мыльный пузырь!
Лещинский изобразил руками что-то очень похожее на шар, поднес к нему палец. Присяжные могли поклясться, что слышали хлопок.
– С самого начала государственный обвинитель избрал хитрую тактику, пытаясь разбудить в вас не самые добрые чувства по отношению к моему подзащитному. Подсудимый Кренин, видите ли, занимал ответственный пост! – Он развел руками. – Согласен. Но позвольте напомнить вам, что вы судите Кренина не за то, что в ваших подъездах всегда отсутствуют лампочки и глазки залеплены жевательной резинкой. Вы судите его не за загаженные лифты и заплеванные лестницы, которые, кстати говоря, загадили и заплевали мы сами. Глядите-ка, ну что за напасть! – Адвокат поднял ногу, продемонстрировав присяжным подошву своего дорогого ботинка.
Все желающие могли увидеть розовую жвачку, растянувшуюся, как и полагается, на неимоверную длину.
– К сожалению, это прелести нашего быта! Общий подъезд, – посетовал он, ловко отделяя резинку от ботинка. Зачем присяжным нужно было знать, что подошвы маститого защитника давно топчут пол собственного особняка? – Какая гадость! – сморщился Лещинский, упаковывая жвачку в бумажку. – И что мне, винить в этом нашего подсудимого?
