Но на этот счет опасаться не приходилось. Когда въехали в Извольское (у Лючии сердце замерло от восторга при виде сего роскошного дома, стоявшего на высокой горе над рекой, в обрамлении огромного сада – можно вообразить, как прекрасен будет летом этот сад, и огромный луг на другом берегу реки, с набросанными на нем купами лоз и вербы, и грандиозные изгибы реки, и бесконечные, прозрачные дали!) и остановились у высокого крыльца с дорическими колоннами, князя Андрея с трудом удалось растолкать и заставить передвигаться самостоятельно. Он пытался держать себя в руках, но имел вид человека, идущего во сне. Лючия, отирая старательно капающие слезы, влачилась за ним, держа голову понурой, но с восторгом примечая поистине, как и предупреждал Шишмарев, азиатскую роскошь своего нового обиталища и не обращая внимания на ошеломленную, испуганную дворню.
– Ваш барин только что женился, – громогласно объявил Шишмарев. – Это ваша новая княгиня!
– Да, да… – нашел в себе силы подтвердить Извольский. – Все так, да…
Но тут перед ними оказалась дверь в опочивальню. Князь Андрей отворил ее сам, не дожидаясь бегущих со всех ног лакеев, погрозил перед их носом пальцем:
– Не входить. Ни-ни! П-первая бр-бра-ачная ночь. Не то засеку н-на к-кон… – Так и не прорвавшись сквозь нагромождение звуков, он втащил за собой жену, захлопнул дверь, сделал еще несколько заплетающихся шагов – и рухнул бы на месте, когда б Лючия не помогла ему одолеть ступеньки, ведущие к кровати. Но тут уж силы вовсе оставили князя Андрея – к величайшему облегчению Лючии, которая, несмотря на свою самонадеянность, рада была получить небольшую передышку. Однако она никак не ожидала, что от усталости и волнений сама беспробудно проспит до рассвета. Надлежало действовать, и действовать быстро.
Как была, в одной рубашке, она выглянула в дверь, умоляя Мадонну, чтобы в русских домах не велось такого порядка, как, например, во французских, где в каждом коридорчике и ночью караулит лакей. Слава богу, под дверью никого не оказалось, и она на цыпочках побежала по мягким коврам, уговаривая себя: «Если застигнут, скажу, что хотела посмотреть дом. В конце концов, теперь я здесь хозяйка!» Как ни беспокоили ее поиски кухни, она и в самом деле не могла не залюбоваться этим громадным дворцом, отделанным с царской роскошью. Залы, через которые она бежала, были украшены одна другой богаче, и Лючия, обмирая от восторга, наслаждаясь тонким звоном хрустальных подвесок люстр, матовым блеском зеркал, игрой бриллиантовых искр в окаймляющих их самоцветных рамах, жалела только об одном, что не может сейчас разглядеть все толком. «У меня еще будет время!» – утешала она себя, понимая: чтобы сделаться полновластной хозяйкой этого великолепия, следует постараться! Потому и отправлена была Александра Казаринова в далекую Италию, что Лючия не больно-то собиралась исполнять мстительные планы Шишмарева. И пребывание в Извольском пока укрепляло ее намерения. В конце концов, цель каждой женщины – удачно выйти замуж, и если бог дает такую фантастическую карту, которая выпала Лючии, надо ставить на нее все, не раздумывая! Как же, через неделю покинуть этот дворец! Да никогда в жизни! Бог накажет за нарушенную клятву перед алтарем. Лючия была не слишком-то усердной католичкой, и ее нимало не смутило, что венчалась она с человеком чужой веры, по чужому обряду. Не может быть на небесах четыре господа нашего, Иисуса Христа. Бог един для всех, а поскольку мир огромен, хлопот с людьми множество, то ему, Всевышнему, наверное, недосуг обращать внимание на такие глупости, как обряды. Велика разница, обращаются к нему Pater Noster или Отче наш! Ему бы успеть разобраться с жизнью и смертью, любовью и ненавистью, правдой и ложью, войнами, местью и всеми прочими серьезными делами, а какого цвета епитрахиль да стихарь, на каком языке его славят, господу небось и думать-то недосуг. Поэтому Лючия считала, что вышла замуж по правде и намеревалась свято блюсти обеты. Но теперь ей было жизненно необходимо укрепить свои позиции с помощью сырого мяса!
