Поливанова решено было расстрелять на сельском кладбище. Могилу вырыли солдаты из саперного батальона. По дороге к месту казни никаких происшествий не ожидалось: охрана была надежная, да и руки осужденного были крепко связаны. Одно удивляло Барсукова: большевистский агитатор вел себя совсем не как вражеский лазутчик — не плакал, не молил о пощаде, а, как только миновали околицу, сразу заговорил об истинных виновниках войны капиталистах, помещиках и генералах, которые наживаются на военных поставках, получают чины и награды.
— Тебя, кажется, зовут Агафоном? — обратился он к одному из конвоиров. — Ну вот, скажи, браток, много заработал ты за эти годы? Может, дали тебе чины и ордена? Или жена твоя купается в роскоши?
— В какой там роскоши? — сердито махнул рукой бородач. — Пишет вот, что лошадка пала, корову, забрали за недоимки, озимый клин остался незасеянным. Не знает, как прокормить детей. А их у нас пятеро, мал мала меньше.
— А ты что заработал на войне? — спросил смертник у второго конвоира, худого малого с впалой грудью.
— Чахотку, должно быть, харкаю вот кровью, — зло пробормотал тот и закашлялся.
Поручик знал, что разговаривать арестанту с конвоирами строго запрещено, но поведение большевика было настолько необычным, что не могло не заинтересовать его. «Пусть наговорится досыта, — успокаивал он себя. — Ведь человеку осталось жить считанные минуты».
— Хочется вам домой? — спросил арестант конвоиров.
— Еще бы! — ответил Агафон.
— Швырнул бы винтовку в Кусты и сейчас же пустился бы в путь, хоть пешком, — вздохнул худой. — Хоть перед смертью увидаться бы с родными.
Третий конвоир молчал, но по тому, как все глядел куда-то вдаль и время от времени тяжело вздыхал, нетрудно было догадаться, что и его мысли блуждали где-то за тысячи верст от этой изрытой снарядами, давно не паханной земли.
— А почему не уходите? — допытывался приговоренный.
— Да кто нас пустит?
— Сами уходите, — понизил он голос. — Ждете, когда царь-батюшка соизволит распустить войска? Нет, братцы вы мои, не дождетесь. Над ним ведь не каплет, ему некуда спешить. А может, на его министров надеетесь? Тоже пустое. И над ними пули не свистят, и они в окопах вшей не кормят. Война им выгодна, поэтому они готовы воевать до последнего русского солдата. Вот и гонят вас на немецкие штыки.
— Тогда кто же закончит войну? — спросил Агафон.
— Кроме вас самих, никто. Поверните ружья, бейте тех, кто гонит вас на смерть. Только так можно кончить с этой бойней. Большевики хотят заключить мир, раздать землю крестьянам, а фабрики и заводы — рабочим. Они меня послали на фронт, чтобы рассказать вам об этом, но сынки помещиков и фабрикантов, одетые в офицерские мундиры, объявили меня шпионом. Какой я шпион? Я та кой же солдат, как вы, и у нас у всех одно желание — поскорее вернуться домой.
